К телефону откомандировали Лизуна. Тот вернулся, когда Игон и Пит уже карабкались наверх.
– Полный порядок, – доложил Лизун. – Фог сказал, что прибудет через полчаса.
Уинстон и Рэй проверили рюкзаки с бластерами и последовали вслед за Вейтманом и Спенглером...
Окна были задернуты плотными шторами. Когда Игон, который продвигался по лестнице первым, достиг второго этажа, какое-то неуловимое движение справа по курсу привлекло его внимание.
– Смотри, Пит! – негромко позвал Спенглер.
Питер поднял голову и увидел, как шторка на одном из окон чуть пошевелилась.
– Видел?
Вейтман покачал головой.
Но только он поравнялся со Спенглером, как в окне прямо перед ними шторы бесшумно разъехались в стороны, словно кулисы миниатюрного кукольного театра.
Комната, открывшаяся взору охотников, была погружена в полумрак, мигающий где- то в глубине желтой лампочкой вызова. Впрочем, никто на этот вызов не торопился... Главное действующее лицо пьесы стояло недвижимо, как будто терпеливо ожидая, когда смолкнут оглушительные аплодисменты и можно будет приступить к работе...
Из окна на охотников строго и задумчиво смотрело бледное, как смерть, лицо профессора Калиша.
Охотники оцепенели.
– А я ведь говорил вам, молодые люди, – спокойным замогильным тоном произнес профессор, – что клиника Калиша – учреждение закрытого типа. Вам не следовало соваться сюда без особого разрешения.
Черт побери! Его голос не должен быть слышен за двойными рамами, однако каждое слово достигало слуха так отчетливо, что Игону и Питеру казалось, будто профессор дышит им прямо в лицо. Померещился даже слабый запах разрытой могилы...
Питер передернулся от отвращения.
– Мы плевать хотели на ваше разрешение, профессор, – он уцепился поудобнее за лестницу и свободной рукой приподнял бластер. – Где Джанин?
Верхняя губа профессора дернулась. Теперь он был похож на волка, собирающегося вцепиться в глотку. Матово блеснул мощный белый клык.
– Джанин? – Калиш нахмурил брови. – Четвертая группа крови? С такой приятной горчинкой?
Профессор вдруг оглушительно расхохотался. В окне показались его огромные руки... Толстое органическое стекло мгновенно покрылось сетью трещинок, а потом – превратилось в ослепительный фонтан мельчайших осколков, который брызнул Питеру и Игону в лицо... Спустя секунду осколки забарабанили по асфальту. А руки Калиша уже вцепились в лестницу и с нечеловеческой силой дернули ее.
Рывок – один! другой! – и ригеля, которыми лестница крепилась к стене, с сочным хрустом повылетали прочь. Бластер Вейтмана со свистом улетел вниз.
– Эй! – донесся вопль Рэймана. – Вы что, с ума там сошли?
Почему-то эта фраза еще больше рассмешила профессора. Он принялся раскачивать лестницу все сильнее и сильнее.
Игону приходилось прилагать все усилия для того, чтобы удержаться, и потому о бластере он был вынужден забыть до более спокойных времен... Снизу и сверху раздавался хруст отходящих ригелей.
– Первым сорвался Игон. Отчаянно балансируя на лестнице, он-таки сумел приподнять бластер до уровня груди, но Калиш, заметив этот нехитрый маневр, просто толкнул его рукой.
А многого Спенглеру и не нужно было... Тело его покачнулось. Сначала он почувствовал, как все его внутренности проваливаются куда-то вниз, а спустя секунду, когда приземление (ба-бах!) состоялось, они чуть не вылетели у него через горло.
– А-а-а-а-а!!
Игон упал на спину, прикрытую рюкзаком (к счастью, бластера там не было).
... Рэйман и Уинстон от греха подальше сами спрыгнули вниз, благо что было невысоко. Наверху остался болтаться один Вейтман. Впрочем, Лизун составил ему компанию, кружась, словно стервятник, над его головой и истерически выкрикивая оскорбительные слова в адрес Калиша.
Стэнс вскинул было бластер, но тут же опустил его.
– Нет, – растерянно пробормотал он, стрелять нельзя. Они слишком близко друг от друга...
– Да и вообще, – безнадежно махнул рукой Уинстон, – плевать они хотели на наши бластеры!
Калиш тем временем постепенно входил в раж. Огромная тяжеленная лестница была выгнута, словно ею поиграл детеныш бронтозавра, и держалась на честном слове. Почти все крепления были сорваны. А профессор раскачивал лестницу все сильнее и сильнее...
Наконец последний ригель издал свое прощальное жалобное звяканье. Лестница отчаянно дернулась, но....
Но почему-то не упала.
Профессор Калиш перестал смеяться. Он недоверчиво хмыкнул, когда заметил мощные армейские наручники, которыми Питер успел приковать его руки к лестнице. Так что держалась она благодаря лишь исключительным физическим данным профессора.