– Сейчас, сейчас, – опять заволновался Бергманис. – Это значит, когда он, второй то есть, вышел на палубу без маски и, увидев меня, сразу шмыгнул обратно в каюту, вот тут только я его и разглядел... Меньше полминуты.
– Его возраст?
– Да нестарый еще человек, моложе меня... Мордастый. Смуглый, вернее, загорелый. Небритый. Рост повыше среднего. Крепкий. Юркий: увидел меня, повернулся – и нет. А вход в каюту низкий.
– Это все, что вы знаете о нем?
– Нет, не все, – расхрабрился Бергманис. – Уже в самую последнюю минуту, когда я подошел к трапу, – мы на аппарат с трапа садились, – евангелист вдруг занервничал да как рявкнет: «А где же Арвид? В чем дело?» Вот тут я узнал, как зовут второго. В ответ на нервные крики он вышел из каюты не спеша, важный, полностью одетый. Разлапистый, круглоглазый, как здоровенная черная лягушка.
Майор записывал. Вскинув голову, спросил:
– Ну, а как вы действовали у места высадки? У советского берега?
Бергманис медленно вспоминал.
– По сигналу Арвида я заглушил мотор... Это было уже недалеко от берега... Аппарат лег на грунт. Арвид подтянулся ко мне, заменил меня на моем месте, даже, помню, локтем толкнул, я раза два гребнул ластами, пошел вверх и, когда надо мной засветлело, медленно высунул голову. Огляделся, вижу – вот он, берег... И вдруг ударил прожектор...
– Дальше мне все известно, – остановил майор. – А теперь насчет метеообстановки. Может быть, что-нибудь знаете? Только не выдумывайте – нет так нет.
– Кое-что могу сообщить, – упрямо мотнул головой Бергманис. – Из гавани мы вышли вслед за штормом, сразу... Это я точно знаю, что вслед, – мы ведь до этого часа три у пирса отстаивались.
– Значит, был шторм?
– Еще какой! Все свистело, ревело, снег, дождь, гавань, как рыжим одеялом накрыта. Помню, у меня живот схватило, я выполз на палубу, направился в гальюн. Тут навстречу мне двое из команды, не разговаривают, а кричат. Один другому показывает на небо. «Началось, – кричит, – по графику, а вот когда кончится?» Второй тоже на крике отвечает: «Как кончится, сразу выйдем. Пойдем вприжимку к шторму, в тихой полосе у него за спиной!» И оба заржали.
Майор помолчал. Встал с места, сделал несколько шагов взад и вперед со своей стороны стола. Взгляд все время держал на Бергманисе, но думал о чем-то другом.
Если верить Бергманису, операция была продумана очень тщательно: на воде – судно с аквалангистами идет сразу вслед за штормом; на берегу – второй аквалангист выходит сразу вслед за первым, все рассчитано до мелочей. И то, что советский сторожевой корабль, занятый борьбой со штормом, на какое-то время отвлекается от нормального несения службы; и то, что пограничники, заметив первого аквалангиста, на какое-то время все внимание обращают на него. Время это – считанные минуты, однако второй нарушитель границы сумел ими воспользоваться.
Второй нарушитель...
– А ну-ка вспомните, Бергманис, что вы можете еще сообщить мне об этом вашем Арвиде? Может, тренер что-нибудь говорил, а может, вы его и на берегу встречали среди тех, кто вас окружал?
Бергманис долго силился вспомнить.
– Нет. Больше ничего не знаю. А вот о куртке с шапкой могу рассказать. Вдруг пригодится.
– Говорите, говорите.
– Все те разы, когда мы уходили в море на тренировку, я переодевался в маленькой каюте на баке. Ну, и в последний раз я тоже, как поднялся на борт, пошел, конечно, в свою каюту. А там так: иллюминатор, под ним маленький столик, принайтовленный к полу, впритык к нему стул. А за стулом по той же стороне койка. Проход узкий. Я вошел, вижу на койке чей-то портфель темно-красный. Мы уже шли в море. Я переоделся, сел на койку, делать было нечего, решил посмотреть, что там, в портфеле. Может, он для меня предназначается. Раскрыл. Сверху – целлофановый пакетик. Маленький, в ладонь. В нем что-то лежит. Я потянул, а оно выпрыгнуло и превратилось в большую пушистую меховую шапку. Я ее сжал, и она вся в ладони уместилась. Сунул я шапку назад в пакетик, вижу: в портфеле черная нейлоновая куртка. Вытащил, развернул. Тоже какая-то непонятная. На подкладке – соска, как у спасательного жилета. Только было я решил ее надуть от нечего делать, как в каюту ворвался тренер. Выхватил у меня куртку, бросил ее в портфель, сунул его под мышку и убежал.
– М-да, – буркнул майор Савин. – Ну, что ж. Перейдем тогда к открыткам.
«Открыточная история», рассказанная Бергманисом, хотя и оказалась любопытной, но только усложнила положение дел. Если до этого майор Савин информировал своего начальника в общих чертах, то теперь наступила пора доложить обстоятельно. Нарушение границы было квалифицированным, дерзким, и майор по своему опыту знал, что работа предстоит сложная.