Павел Иванович, хотя и характеризовался главврачом Анной Васильевной как непьющий, все же раза два в неделю перед обедом любил побаловаться коньячком. Он выбрал для этой цели кафе «Лето», подальше от санатория. Там каждый раз среди толпящихся у стойки людей он встречал Алешу Лактионова. Подходил к нему вплотную и, если Алеша делал вид, что не заметил его, Павел Иванович выпивал свои пятьдесят граммов и уходил.
Но однажды Павел Иванович увидел Алешу сидящим с рюмкой за столиком. Тогда, получив свой коньяк, он подошел к столику, попросил разрешения и сел. Выбрав минуту, когда на них никто не смотрел, Алеша сказал:
– Решили открыток тебе все же не давать.
А случилось вот что. Незадолго до этой встречи к Павлу Ивановичу на пляже подошел какой-то старичок в соломенной шляпе и спросил, нет ли у товарища фотографа цветных почтовых открыток с видами разных городов. Павел Иванович отослал старичка в киоск «Союзпечати»...
Операция «Культработник» не давала никаких результатов уже сорок дней. Майор Савин, возглавлявший группу, стал перебирать в памяти все по камушку – искал, где была допущена ошибка. И, как ему показалось, нашел. Ошибка была в главном.
Операция была рассчитана на то, что второй агент подойдет к Руйковичу.
А он не подойдет никогда!
Потому что Руйкович – такая же пешка для отвода глаз, что и Бергманис. Больше того, и Руйкович, и нелепые цветные открытки, и какая-то пустячная просьба, за которую будут заплачены хорошие деньги, – все это придумано специально, чтобы чекистов после допроса Бергманиса направить по ложному пути.
Этими мыслями майор поделился с Виталием Иннокентьевичем.
Полковник слушал своего помощника с вниманием и, как показалось Александру Степановичу, даже с удовлетворением, словно майор говорил именно то, чего ждал от него начальник. У руководителей такого уровня, как полковник Сторожев, степень осведомленности о практике западных спецслужб была иной, большей, чем, скажем, у майора Савина, и категории, которыми мыслили эти начальники, были иными. Если Виталий Иннокентьевич слушает так спокойно, значит, он что-то знает. И объяснит.
Но полковник Сторожев начал с вопроса:
– Александр Степанович, если Руйковичем не собирались воспользоваться, тогда зачем же, спрашивается, было проявлять заинтересованность, так подробно расспрашивать о нем Бергманиса?
– Вот этого я и не могу понять, – ответил майор Савин.
– Прежде всего напомню вам, Александр Степанович, что поиски агента номер два ведутся не по одному нашему направлению. Но нашу операцию я считаю самой перспективной. Агент должен прийти. То, что Руйковича уже нет, для нас и хуже и лучше. Хуже потому, что новый человек – новое недоверие. Но оно должно рассеяться. А лучше потому, что мы не знаем, как еще повел бы себя Руйкович в предложенной ситуации. Хватило ли бы у него порядочности, чувства гражданского долга да и просто мужества.
Хитрость тех, кто готовил переброску агента, не в том, о чем вы говорите, а как раз в обратном. Руйковича они умышленно «засветили» настолько густо, что он как бы автоматически должен перестать нас интересовать. В крайнем случае он подозрителен на «разовую проверку».
А когда все успокоится, вот тогда-то агент на Руйковича и выйдет.
Так что давайте ждать. Это должно случиться вот-вот. А открытки нужно исключить совсем.
Кроме открыток, Алеша сообщил Павлу Ивановичу и о другом.
Собственно, ничего особенного не случилось. В управление заповедника «Межаварты» приехал «жигуленок» с молодежью. Три парня и две девушки ввалились в кабинет директора заповедника.
– Нам нужен лесник Розенберг. Как его найти?
Директор, у которого было одиннадцать лесников, ответил, что такого в заповеднике нет и что он вообще не слыхал о леснике с такой фамилией.
– Подумайте, может, он уехал или умер? – настаивал, играя ключами от автомашины, один из молодых людей.
– Не знаю, – сказал директор, – я здесь с момента создания заповедника и ни разу не слышал такой фамилии.
– Жаль, – огорченно протянула одна из девиц, – а нам сказали, что он старый бобыль и что у него можно хорошо отдохнуть.