Разговорившись, Нина для всех нас понятнее и проще стала. Теперь мы и имя знаем, и брат ее вместе с нами, и все-таки есть в ней что-то необычное, немножко «королевское». Мы слушаем разговор сестры с братом, а сами не вмешиваемся.
— Пять часов на сосне просидела — есть хочу-у! — изображает девчонка на лице страдание и энергично трясет головой на вытянутой тонкой шее.
Она ставит Борю в известность, что домой сегодня не пойдет, а на сторожке деда Савела останется, потому что инженер Туманов что-то важное задумал.
— Не ловчие пояски на деревья плести. Не то! Он сегодня даже моих бабочек, которых для коллекции просил, в кармане измял. Все краски с крылышек облетели… Нет, не то!
Нина придвигается ближе к брату и шепчет ему:
— Понимаешь, он не жучков, не гусениц — г он совсем других вредителей в лесу нашел. Понимаешь?!
— Выдумывай? — недоверчиво смотрит на сестру Боря.
— Это кто, я выдумываю?! Сестра негодующе смотрит на брата.
— Вот увидишь! Сам увидишь, куда завтра утром пойдем!
Не дала Боре и слова выговорить в ответ — заспешила:
— К Туманову побегу.
— А почему тебя королевой зовут? — осмелев и загораживая путь, подступил ближе к девчонке Ленька.
Она отскочила проворно и, укрывшись за стволом сосны, так занесла сачок, будто Ленькина голова — большая бабочка и по ней следует прихлопнуть как следует.
— А тебе любопытно? — спросила она.
— Конечно, — стараясь не замечать сачка, миролюбиво сказал Ленька.
— Ах, какой ты тихонький, — насмешливо пропела Нина. И, резко меняя тон, сказала: — Ошибку в фамилии сделала! Вот и «королева»! Ошибку!.. Понимаешь?!
Она глянула на Леньку вызывающе и, выпрямившись во весь свой невеликий рост, победительницей проследовала мимо него.
— Ко-ро-лё-ва! Не «е», а «ё» надо было написать, точки поставить. Понимаешь — «ё»?
И, закинув растрепанные волосы за плечи, Нина Королева припустилась к дедушкиной сторожке.
Дом с петухами
Напрасно гордилась девчонка, забывшая поставить в своей фамилии точки над «е», посвящением в тайны инженера Туманова. Напрасно она прыгала и ликовала вечером, закидывая камушки в наш огород насчет завтрашнего утра, о котором ей все известно, а нам, — ничего.
Ох, эти девчонки! Уж лучше помалкивала бы! А то без нужды болтает, а станешь спрашивать — убегает. Битых три часа пытались мы правдами и неправдами выведать у нее секрет, с разных сторон подходы делали: не проговорится ли?
Куда там! Что ни заговори с ней — в ответ одно и то же:
— Не скажу, не скажу. Вот убейте — не скажу.
И все поодаль держится, бежать вострится. Чуть кто шагнет в ее сторону — сейчас же к лесу подается.
— Ну и пусть не говорит, — отмахнулся Ленька Зинцов. — Не надо! Без нее узнаем.
А получилось так, что «королева» с вечера поторжест-вовала, а наутро и приумолкла. Зато мы приободрились.
Пусть она знала, куда предстоит дорога, а мы не знали. Зато мы пошли, а она только вслед нам поглядела.
— Домой, домой надо, Нина, показаться, — посоветовал ей дедушка голосом, не допускающим возражения. — А то оба с братом убежали и родных забыли. Отец, наверно, разыскивает вас по всему лесу… Давай-ка припускайся по самому быстрому, чтобы одна нога здесь, другая — дома.
Только Нинка ни быстро, ни медленно не побежала. Метнула на Борю самыми рассердитыми глазами, губу прикусила и пошла потихоньку, нога за ногу. И хоть бы слово вымолвила. Как воды в рот набрала.
Я уже совсем решил, что она злая. А Нинка с дороги обернулась и язык нам показала. Какая же это злая! Никакая она не злая, а очень даже хорошая. Но ничего не поделаешь: если дедушка домой вернуться заставил — надо подчиняться.
«Королева» шагает тихонечко, а мы Пегашку в повозку запрягаем, помогаем Туманову с дедушкой деревянные круги от сторожки подкатывать да укладывать. Задорно работаем: чувствуем — необычное дело готовится.
Леньке Зинцову все хочется Бориса опередить.
— Берегись — на сапоги наеду!
Дедушка упарился, едва успевает нам нужные круги отбирать. А подшутить не забывает. Василий Петрович «кругом — бегом!» командует, а дед Савел, ему подмаргивая, старую пословицу вспоминает: «Кому на час, а мы и днем повернем». А сам потинки со лба тыльной стороной ладони отмахивает. Буран, положив голову на лапы, из-под тесовой стенки крыльца за нашей беготней наблюдает.
— Руки береги! — громко предостерегает Туманов, когда мы вдвоем с Зинцовым с маху закидываем круги на повозку.
— Беленький-Чернов, — сдваивает он фамилию старшего, — рубашкой к пиленому не прикладывайся. Прилипнет — не отдерешь. Будешь деревянный круг, как медаль, на груди носить.
— Павел, забирайся на повозку — построим их в ряды! — покрикивает лесной инженер. — Пять… десять… пятнадцать… двадцать, — подсчитывает Василий Петрович, укладывая на повозке круги рядами. — Хватит, а то тяжело будет — Пегашка обидится, — останавливает он конвейер, катящийся от сторожки к повозке.
— Добавим главные, — говорит дедушка, выбирая из оставшихся возле стенки кругов еще пару.
— А-а!.. При свидетелях порубанные. Давай их наверх… Прикрывый рогожкой… Савелий Григорьич, назначай сопровождающих! У дедушки заранее все продумано. Нам, четверым, дается задание налегке идти просекой, пока не встретится дом с железными петухами на крыше. Боре дед Савел вручает вожжи.
— Туда же будем путь держать. Только в объезд, по дороге отправимся. Веселее Пегашку подгоняй — нам их опередить надо, — растолковывает дедушка Боре, кивая в нашу сторону. — А ты как, Петрович, не проводишь нас? До конца бы уж…
— Белояр ждет, Савелий Григорьич! Боюсь, работа хромать начнет. И без того два дня на участке не появлялся.
— Конечно, дело — оно не ждет, — соглашается дедушка. — Упустишь — и не наверстаешь.
— Ничего!.. Максимыч — мужик надежный, работу знает. Два дня и за двоих подюжит. А дальше, сам понимаешь…
— Как не понять, — задумываясь, говорит дедушка. — Ладно, может, обойдемся как-нибудь.
И сожалеет:
— Все бы хорошо, да взрослых нам недостает.
— Бабку Васену попрошу, — кося глазом в нашу сторону, обещает Туманов, — поворожит, может, кто и подойдет к сроку.
Дед Савел, похоже, и этой шуткой доволен.
— Хорошо бы! Никак нам не обойтись без взрослых. Форма требует.
Мы слушаем и не понимаем, о чем речь. А инженер, протирая пучком травы клейкие от сосновых кругов ладони, серьезно подтверждает:
— Будут взрослые… Должны быть… Ну, счастливо вам!
— Буран! — подзывает он притихшую в тени под крыльцом собаку. — Домой!
И вся наша группа рассыпается. Туманов с Бураном направляются в одну сторону. Дедушка с Борей, забравшись на повозку, разворачивают Пегашку в другую. А мы вчетвером идем вокруг озера, направляясь к указанной просеке. Оглядываемся.
«Королева», добравшись до опушки, идет-нейдет: шарит желтым сачком по кустикам, равнодушно на макушки сосен засматривает.
— Нам завидует, — говорит Ленька.
И мы начинаем гадать, что будем делать возле дома с петухами.
Предположений сотня, а точно ничего не известно. Сходимся лишь на одном, что дедушкино письмо Василию Петровичу прямое отношение к сегодняшним нашим делам имеет.
«Почему так долго раздумывал дед Савел? Почему спрашивал он совета лесного инженера, прежде чем к дому с петухами отправиться?»
Обо всем, что пока не дано нам знать, ведем мы в дороге нескончаемые разговоры.
— Обгоняют, — заслышав в стороне стук колес и посвист Бори, сказал Костя Беленький. — Прибавим шагу.
И мы нисколько не отстали бы от повозки, если бы неожиданно не появилась на нашем пути собака. Рыжая, огромная, она неожиданно выскочила из леса и встала на пути посреди просеки. Шерсть взъерошена, зубы ощерены: вот-вот набросится.
И знаем мы, что бежать от собаки никак нельзя. Если перед глазами рычит да к прыжку нацеливается, то стоит только пятки показать, как она на спину сядет.