Выбрать главу

Она взглянула на часы. Две минуты двенадцатого. Как ей хотелось выкрикнуть «нет»! Нечего выискивать оправдания, ожидать худшего. Но она не имела права. Не могла лишить фонд помощи больным лейкемией уже почти заработанных денег. Будь проклята ее совесть!

— Ферн?

— Ладно. Да.

Ровно через пятьдесят восемь минут она начнет разговор словами «вообще-то нет…».

Ферн уткнулась подбородком в колени, вздохнула. Джош, всего в нескольких футах от нее, дышал мерно и спокойно.

Ей хотелось его придушить.

Как он смел уснуть после такого разговора? Должно быть, это потому, что он привык спать к самых невероятных условиях — на ветвях деревьев, ну и тому подобное.

Все ее тело онемело. В ожидании полночи она была слишком занята наблюдениями за продвижением стрелки, чтобы заметить, когда Джош начал дремать. Надо было его отвлекать, говорить с ним — все равно о чем.

Джош опустил голову ниже, уткнулся ею в грудь. Будить его нет смысла. По опыту Ферн знала, что сонный Джош сварлив и упрям — не самое лучшее расположение духа, чтобы заводить запланированный ею разговор.

Нет, придется сидеть ждать.

Глаза ее опухли и покраснели. Выглядит она, наверное, как чучело. Ну и пусть. На данный момент ей хотелось лишь одного — чтобы пластиковая тарелочка, стоящая перед ней, наполнилась и можно было встать и уйти.

Сегодня команда, набравшая больше всех милостыни, должна была первой получить ключ, команда с меньшим уловом — второй и так далее. Если они с Джошем хотят выиграть, им следует оказаться где-то во главе списка. Все оставшиеся команды особенно отчаянно стремились к победе. Любое упущение может стать роковым.

Она посмотрела на часы. Всего двадцать минут до конца. Как же ей это противно! Ранние прохожие спешили мимо, даже не видя ее. Поневоле поймешь, что значит жить с навсегда навешенным на тебя ярлыком.

Бедная крошка Ферн… Чувствительная старушка Ферн…

А тот, внимания которого она добивалась больше всего, стоял рядом, тщательно отгородившись от нее. А как иначе? Мы же не можем ранить бедную крошку Ферн, верно? Ферн надо тщательно оберегать. Лучше всего обложить ее ватой и не трогать.

Ей хотелось закричать во весь голос. Слишком долго она играла свою роль. Вначале потакала родителям, боявшимся потерять единственное оставшееся дитя. А потом сверхосторожность вошла в привычку. Жить так было удобно, легко. И скучно.

Вот что она поняла за эту неделю.

— Что ты говорил прошлой ночью — о том, что не хочешь огорчать родителей, о Райане… — это лишь отговорки.

Джош резко повернулся к ней.

— Какого черта!

— Почему ты всегда убегаешь, Джош?

Он слепо глядел перед собой.

— Я не убегаю. Весь зад себе отморозил, тряся плошкой для милостыни.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Не ответив, он покачал головой. Может, он правда не знает. Не понимает, что всякий раз, как кто-то к нему приближается, он пытается удрать. Мечется по всему свету. Но однажды неизбежное его настигнет. Неужели он не понимает?

— Однажды тебе придется подпустить кого-то ближе.

— Я и так подпускаю близко, — сердито буркнул он.

— Кого, например?

— Родителей…

— Которых видишь раз в два месяца?

Джош бросил на нее негодующий взгляд.

— Я посылаю им сообщения. — Голос у него был виноватым и защищающимся одновременно.

Она вымученно рассмеялась.

— Очень мило.

Теперь он разозлился. Его злость волнами накатывала на нее. Не такое развитие их разговора она планировала, но уж больно накипело! Ферн не могла удержаться от искушения потыкать рычащего зверя острой палкой.

— Знаешь, то, что я решил воздержаться от отношений с тобой, еще не означает, будто я в принципе заморозил эмоции, ясно? А в данном случае эта связь просто сулит нам слишком много неприятностей.

О!..

А он продолжал вещать:

— У меня все отлично. Не хуже, чем у любого другого. Я даже одно время думал просить Ванессу стать моей женой. Мама тебе не говорила?

Ферн, онемев, покачала головой.

— Так что не такой уж я безнадежный, как ты думаешь. Просто тебя я в таком качестве не рассматриваю. Это не приходило тебе в голову?

Он резко замолчал и так злобно посмотрел на прохожего, собиравшегося положить ему в плошку монету, что тот отшатнулся. С полуночи прошло восемь часов, и, хотя теперь к услугам Ферн было множество слов, она могла придумать только один ответ:

— Да.

Конечно, в голову ей это приходило, и не раз. А теперь он подтвердил это самым недвусмысленным образом. Она ж сама напрашивалась, просила правды. Ну и получай! Кого винить, что правда оказалась ей не по вкусу?