Николай судорожно выдохнул. Неприятно, да что ж теперь делать. И надо бы конфликт в зародыше гасить, пусть пока он лишь в виду легкого осадка неприязни к Михайле. Хорошо, что он будет в другой стороне от Николая охотится. Авось проветрится, да и сможет с Михайлой объясниться да прощенья попросить.
Тьфу, пропасть! Задумался о бабах и половину инструктажа прохлопал ушами!
— …так вот и получается, что мы с ним вдвоем всю почву для пшеницы и приготовили. Только вот он еще и южные культуры у себя открыл. А кроме нас с тем неизвестным владетелем законами мироздания для пахотной земли никто не озаботился. Все остальные пока на собирательство надеются. Или считают открытого нами достаточным. Понятно ли? — закончил свою лекцию боярин и пристально заглянул каждому в глаза.
Николай хмуро кивнул. Не сознаваться же в невнимательности? Потом у Пахома расспросит, о чем речь была. Завтра с утра.
На следующее утро Николай успел сделать один выезд на охоту и как раз сдал Андрею Тимофеевичу два кристалла, когда со стороны ворот раздался заполошный колокольный звон.
Один из стрельцов-картонок, что дежурил в надвратной башне ритмично бил в небольшую бронзовую рынду. И дублировал голосом:
— Тревога! Тревога!
Проснувшиеся картонки-стрельцы выходили из караульного помещения и рассредотачивались по южной стене острога.
Вот так так!
— Нина! Седлай коней! — крикнул Николай, схватил перевязь с берендейкой, ружье и бросился к стене.
На крыльцо боярского дома неспешно вышел Андрей Тимофеевич с обнаженной шпагой. У Николая еще мысль мелькнула – он что это шпагой так странно помахивает? Неужели и правда ловит клинком солнечные зайчики? Такое легкомысленное поведение, да во время тревоги…
Кстати, что за тревога?
Николай встал на стене рядом с одним из стрельцов и выглянул наружу.
Зеленая степь, легко колышется от ветра трава. Вдалеке, на самом горизонте, еле видна стена тумана. Да отсюда она и стеной-то не выглядит. Так, узенькая серая полоска. Вроде все спокойно, в чем же дело? Из-за чего тревога?
А что это там, вдалеке, около ручейка? Точки какие-то. А если присмотреться, то… будто в сторону острога идет кто-то. В драной одежде, с ружьем на плече, сильно шатаясь… Пахом? Точно, он!
Николай быстро сбежал вниз по лестнице и вскочил на уже оседланного Сердара, которого Нина уже держала под уздцы внизу. Андрей Тимофеевич, все так же беспечно стоя на крыльце слегка взмахнул шпагой и стрельцы, повинуясь его жесту начали отворять ворота.
Ахалтекинский скакун молнией вылетел за стены острога.
— Что случилось? — выкрикнул Николай, едва удерживая разгоряченного скакуна рядом с ободранным, измученным Пахомом.
— Чужаки! — выдохнул охотник. — Кто-то охотился с той стороны и проломил завесу. Я сначала не понял что произошло. Ну ветер и ветер, в первый раз, что ли? Тем более как раз только охоту закончил и кристаллы взял. А тут вдруг раз – и стрелы полетели. Я оглянулся, а с той стороны в стене прореха как раз в один сектор и трое верховых. Как раз в соседнем от меня секторе.
— Они сразу напали? — спросил Николай – без разговоров?
— Точно так, без разговоров. Они поначалу еще начали стрелы пускать, да так бестолково, что я решил с ними повоевать. Только вот заигрался. Думал, у них только луки и не отследил, когда они ружья достали. Попал под залп… Кобылу мою пегую свалили. Думал все, кранты. Помогло что там овражек был – ну помнишь, тот, на котором ты нас с Михайлой двойной охоте учил? Затихарился там, в высокой траве. Они попробовали было сунуться, да я пальнул, и они решили не испытывать судьбу. В общем, ушли.
— А камни? Забрали?
Пахом помотал головой.
— Нет. Мой при мне, второй так в седельной сумке лошадки и остался. А они, видать, уже полные были, тоже после охоты. Потому просто ушли к себе.
Николай уставился на юг, словно пытаясь разглядеть что-то там, у далекой стены тумана. Потом повернулся к охотнику.
— Как сам? Воевать сможешь?
Пахом повел плечами, покрутил головой, будто изучая себя, а потом кивнул.
— Смогу, Николай Викторович. Вроде цел, да и ружьишко сберег. Только вот дух переведу немножко. И еще водички бы попить неплохо, а?