— Ну, так тому и быть. Значит, Коленька, поедешь завтра в разведку. К утру приготовлю тебе снаряжения на всякий случай. Мало ли, вдруг затянется дело. Понятно ли?
Николай уверенно кивнул. Должно хватить. Разведка – это хорошо. Поближе к опасности и подальше от тех слов, которыми его сегодня больно ранила Нина.
Эта ужасная ночь, полная буйства стихии и хаотичных метаний в темноте наконец-то закончилась. Человек стянул с себя влажную нательную рубаху и подставил обнаженный торс первым лучам солнца.
Тучи разошлись еще несколько часов назад. Человек даже успел посмотреть на звезды в чужом, незнакомом небе. Когда-то давно отчим учил его читать созвездия, и человек был уверен, что он был хорошим учеником. Но здесь он не смог найти ни одного знакомого. Впрочем, это самое незначительное из непонятного.
Легкие взмахи рук, повороты корпуса. Разминочный комплекс, которому его учили в детстве. В той, прошлой жизни. Когда его тело было молодым и сильным. Как сейчас. Ведь еще вчера – а вчера ли? Он был стар и слаб, избитый болезнями, травмами, ранами и плохим питанием. Сегодня у него снова молодое сильное тело, каким оно было лет в двадцать пять. И это было его тело. Вот на руке шрам от железяки, на которую он напоролся, когда с друзьями баловались на недостроенной водонапорной башне. А вот здесь нет шрама от пулевого ранения, которое он получил на персидской границе где-то в тридцать лет. Волосы снова стали черными, не побитыми сединой. Некий выверт судьбы вернул ему его молодость. В добро или в зло это было сделано – человек пока не знал. Да и оно ему надо, такие вопросы задавать?
Когда он сегодня очнулся среди ночи от раскатов грома и завывания штормового ветра – он был уверен, что попал в ад. Холод, сырость, темнота, а вокруг него стоят страшные, будто разбитые параличом люди с пустыми глазами. Внутренне он был готов к тому, что попадет в ад. Последние годы его жизни на земле были далеко не из тех, которыми можно похвастаться. Хоть и дожил до седых волос, и младшие почтительно величали его – аксакал, но он не был праведником.
Но он не был и тем, кто станет предаваться скорби и самоуничижению, даже оказавшись в аду. Его отчим любил говорить, что даже смерть не является уважительной причиной чтобы не работать.
И человек, очнувшись в аду, непонятно где, непонятно с кем, непонятно зачем – не стал тратить время зря. Если не знаешь что делать – делай хоть что-нибудь. Так его учили в детстве. И человек делал.
Посреди темной ночи, освещаемой частыми вспышками молний, он растащил рухнувший от ветра и потоков воды шатер. Собрал из старинных пищалей и ремней каркас. Растянул на нем куски порванного шатра, сделав некое подобие навеса. Добыл из самого низа побитого дождевой водой костра едва тлеющие уголья и ценой нескольких ожогов перенес огонь под навес.
Истуканы с пустыми глазами оказались живыми, но вели себя будто их напоили опийной настойкой. Никакой воли к жизни, никаких эмоций. Человек заставил их снять с себя насквозь промокшие одежды и спрятаться под навес от тугих ударов ливня. А еще эти истуканы на удивление быстро восприняли команду поддерживать костер и уже самостоятельно укрывали очаг от воды. Хотя отсыревшие дрова давали больше дыма, чем огня, никто не замерз до смерти.
Они ничего не говорили ни ему, ни друг другу. Казалось, что они вообще не умели разговаривать. А еще каждый из них был похож на другого, словно братья-близнецы. Но разве может от одной матери родиться пятеро близнецов?
Или даже шестеро. Кто знает, может быть здесь, в аду, у всех одинаковые тела и лица. Может быть, он и сам так выглядит. Человек глянул на свои руки. Нет, не одинаковые. У него кожа смуглая. Хоть он южанин лишь наполовину, но кровь его неизвестного отца сильнее отразилась на его внешнем виде. В общем, на этих пятерых «братьев» он не похож, это уж точно.
Солнце быстро согревало землю. Пожалуй, надо бы и братьев-истуканов размять. Утренняя гимнастика еще никому не вредила. А уж тем, кто полночи провел в обнимку с ружьем так и вовсе обязательна.
— Эй, джигиты! Подъем! Эрталаб машклар!
И это правильное решение. Вон, истуканы все покрыты мурашками от холода, а двоих бил сильный озноб. Одежда – старинные кафтаны и меховые жилетки. Состряпанные так, будто абреки из Хорезма хотели притвориться красноармейцами, но их мундиры никогда в глаза не видели и шили со слов английского торговца. Да и ружья у них… Столь древние карамультуки человек видел лишь у диких пуштунов по ту сторону Памира. Даже не кремневые, а вообще фитильные пищали. Которые теперь, после такого ливня, надо бы разрядить и хорошенько почистить. Но этим можно заняться и после зарядки.