Тело Ромки сотрясла судорога, зубы заскрипели от боли. Николай похолодел и каким-то шестым чувством понял – отходит.
Быстро наклонился, аккуратно убрал ромкину руку с зажатым в ней кристаллом от раны в боку… Все очень плохо. Драная, с торчащими сквозь содранное мясо поцарапанными ребрами, кровь, толчками выливающаяся из раны…. Удивительно, как он до сих пор жив.
Не спасти.
Разве что… Николай судорожно зашарил по карманам. Нет. Волшебного порошка от Андрея Тимофеевича совсем не осталось. Все потратил вчера, после боя у Змеиного Форта.
Ромка опять слабеющими пальцами потянул кристалл к ране. Хм… А ведь боярин что-то говорил о том, что порошок-то этот делается из кристалла. Так, как это делает Ромка – просто прижимая камень к поврежденному месту – ничего не выйдет. Нужен порошок. А точно ли порошок надо делать с помощью алтаря? Может, алтарь не обязателен?
А ну-ка…
Николай вытащил кристалл из пальцев Ромки и со всей силы сжал в руках. Ничего. Долбанул рукоятью пистолета. Ничего. Нашел взглядом небольшой валун, торчащий из-под земли и со всей дури долбанул по нему кристаллом. Ничего. Положил кристалл на камень и сильно ударил рукоятью сабли. Психанул, размахнулся и со всей силы вдарил по пульсирующей надежде клинком.
Ни царапинки. Ни крошки порошка.
Бесполезно.
— Эти кристаллы невозможно сломать, дядя Николай, — слабым голосом пробормотал Ромка. — Да вы не переживайте так! Все будет хорошо! На ту сторону вы меня и таким доставите!
Невозможно сломать…
Николай присел на корточки и заглянул в глаза Льдинке. Как же ты это сделала, родная? Ведь там, у башни Ледяного Владетеля ты выкормила своих щенков именно размолотым в порошок кристаллом. Ты хоть намекни, а? Как?
Мокрая насквозь собака посмотрела на него, потом на слабо дышащего Ромку. Аккуратно взяла зубами с ладони Николая багрово-красный пульсирующий кристалл.
Запрокинула морду к пасмурному небу и заскулила.
Ромка дернулся и закатил глаза. Похоже, потерял сознание.
Отходит…
Николай в отчаянии сжал кулаки и запрокинул лицо к небу. Хотелось выть от бессилия, от невозможности что-то изменить.
Льдинка завыла. Тоскливым, раздирающим сердце воем, как умеют только собаки.
Хрустнуло.
Льдинка опустила морду и аккуратно разжала челюсти. На подставленную затянутую в перчатку ладонь из собачьей пасти просыпался багрово-красный порошок.
Собака с какой-то жалостью посмотрела в глаза Николаю, отошла на пару шагов, отвернулась и села, поджав хвост.
Снял повязку на боку. Аккуратно промокнул бинтовым тампоном рану и посыпал мелким слоем порошка. Ромка судорожно вздохнул в забытьи. Порошок замерцал багровым в такт слабому пульсу. Аккуратно наложил чистую повязку. Теперь плечо. Снять повязку, засыпать порошок в рану… с легким толчком крови из раны вытолкнуло черноватый сгусток. Пуля? И правда. Волшебство, не иначе.
Николай перебинтовал плечо и плотно зафиксировал руку, примотав к туловищу. Показалось, или его щеки слегка порозовели? Конечно же показалось! Как могут порозоветь щеки смуглогокожего парня наполовину туркменских кровей? Но дышит уже вроде как ровнее.
Будет жить.
Николай подошел к Льдинке и сел рядом, прямо на раскисшую сырую землю. Посмотрел. Льдинка отвернулась. Потянулся к ней и обнял двумя руками, прижавшись к собачьей шее лицом. В нос ударило запахом мокрой псины.
— Спасибо тебе.
Та потянулась, высвободилась из объятий Николая, подошла к Ромке с материнской заботой принялась вылизывать ему лицо.
— Там самое важное – статус, дядя Николай, — рассказывал Ромка, покачиваясь в седле. — А ничего другого все равно нет. Ни дома, ни вещей каких. Походные шатры – все один к одному, без всяких отличий, будто не вручную шили, а на мануфактуре по одним лекалам. Снаряжение у всех одинаковое. Сам шах – и тот не во дворце живет, а как все, в шатре. Да, алтарь есть, конечно, но он находится в Башне Молчания. Это такое, знаете, зороастрийское культовое…