Только спустя более ста лет после «Убийства на улице Морг» Эдгара По и через полстолетия после Шерлока Холмса метод психологического портрета шагнул с литературных страницу реальную жизнь. В середине 50-х годов Нью-Йорк сотрясался от грохота бомб Сумасшедшего Бомбиста, у которого за пятнадцать лет на совести, как известно, более тридцати взрывов. Он выбирал людные места: такие, как универмаг Грэнд Сентрал, вокзал в Пенсильвании, Рейдио-сити-мьюзик-холл. Еще ребенком в Бруклине я хорошо запомнил это дело. В 1957 году полиция додумалась привлечь психиатра из Гринич-виллидж доктора Джеймса А. Брассела, который тщательно проанализировал фотографии с мест взрывов и бахвальные письма Бомбиста в газеты. Его общий поведенческий тип позволил психиатру сделать множество детальных выводов, среди которых отмечалось, что преступник является параноиком, ненавидит отца, обожает мать и проживает в одном из городов штата Коннектикут. В заключение своего письменного портрета Брассел рекомендовал полиции «искать грузного человека среднего возраста, родившегося за рубежом, римско-католического вероисповедания, неженатого, проживающего с братом или сестрой. Во время ареста, с большой степенью вероятности, будет одет в двубортный, застегнутый на все пуговицы костюм».
Намеки в письмах позволяли судить, что Бомбист является обиженным бывшим или настоящим работником «Консолидейтед Эдисон» — городской электрической компании. Руководствуясь портретом, полиция проштудировала списки ее сотрудников и выявила некоего Джорджа Мететски, который работал в «Кон-Эд» в 40-х годах, до того, как начались взрывы. Когда полиция прибыла в город Уотербери в штате Коннектикут, чтобы произвести арест грузного человека среднего возраста, родившегося за рубежом, римско-католического вероисповедания, обнаружилось, что единственным расхождением с портретом было то, что он жил не с братом или сестрой, а с двумя незамужними сестрами. Полицейские попросили его одеться, чтобы препроводить на станцию, и через несколько минут он появился из спальни в двубортном, застегнутом на все пуговицы костюме. Объясняя, как ему удалось достигнуть безукоризненно точных результатов, доктор Брассел подчеркивал, что обычно психиатр сначала исследует больного, а затем старается с достаточной достоверностью предсказать, как тот будет реагировать на какую-то определенную ситуацию. Конструируя портрет преступника, Брассел обратил этот процесс вспять и по свидетельствам поступков представил личность.
Теперь, через сорок лет, бросая ретроспективный взгляд на дело Сумасшедшего Бомбиста, нам кажется, что раскрыть его не составляло труда. Но в то время работа доктора Брассела явилась настоящей вехой на пути становления бихевиаристического направления в расследовании преступлений, а сам психиатр, позднее сотрудничавший с управлением бостонской полиции по делу Бостонского Душителя, стал настоящим пионером в области психологической криминалистики.
Несмотря на то что по большей части нам доводилось слышать рассуждения о дедукции — от литературных героев Дюпена и Холмса до реального Брассела и многих из нас, — мы чаще имеем дело с индукцией, то есть по деталям преступления составляем обобщающую картину. Когда в 1977 году я приехал в Квонтико, инструкторы Научной психологической службы — такие, как один из ее пионеров Говард Тетен, — пытались применить идеи Брассела к реальным случаям, которые принесли в аудитории Национальной академии профессиональные полицейские. Но в то время все это выглядело анекдотичным и не подкреплялось реальными исследованиями. Так обстояли дела, когда я появился в ФБР.
Я уже говорил, насколько нам важно поставить себя на место неизвестного преступника и вжиться в образ его мыслей. Но исследования и опыт подсказали, что не менее важно — как бы ни было мучительно и больно — представить себя пострадавшим. Только твердо уяснив, каким образом реагировала на нападение жертва, можно представить себе поведение и реакцию агрессора. Чтобы изловить преступника, нужно взглянуть на преступление.
В начале 80-х годов из полицейского управления маленького городка сельской Джорджии ко мне попал волнующий случай. Симпатичная четырнадцатилетняя девочка, тамбурмажор школьного оркестра, была похищена с остановки школьного автобуса всего в сотне ярдов от собственного дома. Через несколько дней ее полураздетое тело было обнаружено в десяти милях на лесной «тропинке любовников». Девочка оказалась изнасилованной, а причиной смерти явился сильный удар тупым предметом по голове. Рядом лежал измазанный в запекшейся крови камень. Прежде чем приступить к анализу, мне необходимо было собрать как можно больше сведений о жертве. Я выяснил, что хотя девочка была смышленой и привлекательной, но выглядела как раз на свои четырнадцать лет, а не на двадцать один год, как это иногда бывает с подростками. Все, кто ее знал, утверждали, что она не слыла кокеткой и не отличалась неразборчивостью в отношениях, не пила, не употребляла наркотики, с окружающими поддерживала теплые дружественные отношения. Вскрытие показало, что в момент нападения она сохраняла девственность.
Все эти сведения были для меня жизненно важными, потому что давали представление, как могла повести себя жертва во время похищения и после него и как в определенной ситуации реагировал на ее поведение преступник. Из них я заключил, что убийство явилось не спланированным, а спонтанным действием, вызванным извращенными, болезненными фантазиями; что девочка не зазывала насильника с распростертыми объятиями. Это подвело меня ближе к личности преступника. Мой портрет заставил полицию заняться неким субъектом, подозреваемым в совершении год назад изнасилования в соседнем большом городе. Понимание личности подозреваемого, который, как я и думал, уже проходил испытание на детекторе лжи, помогло мне разработать для полиции стратегию допросов. Об этом интереснейшем случае я расскажу подробно позднее, а пока достаточно заметить, что в итоге преступник признался в совершении обоих изнасилований и убийств, был осужден и, когда я об этом писал, уже покоился на кладбище в Джорджии.
Когда в Национальной Академии мы учим агентов ФБР и сотрудников правоохранительных органов элементам составления психологического портрета и анализу картины преступления, мы стараемся заставить их взглянуть на преступление в целом. Мой коллега Рой Хейзелвуд, до того как в 1993 году вышел в отставку, в течение нескольких лет преподавал основы составления психологического портрета. Обычно он выделял в анализе три основных вопроса и фазы: что? почему? кто?
Что произошло? Под этим он понимал всё, что с поведенческой точки зрения, могло быть интересно в преступлении.
Почему и каким образом это произошло? Почему, например, после убийства изуродован труп жертвы? Почему не украдены ценности? Почему не осталось следов насильственного проникновения в дом? Каковы причины каждого значимого поведенческого фактора в преступлении?
Все это подводит к третьему вопросу: Кто мог совершить такое преступление? Выяснить это и составляет нашу задачу.
2. Фамилия моей матери — Холмс
Девичья фамилия моей матери была Холмс. И родители почти решили, что она станет моим вторым именем вместо более обыденного Эдвард. Оглядываясь назад, кроме этого я не припоминаю ничего, что бы предсказывало мою будущую профессию охотника за умами, или криминологического психолога.
Я родился в Нью-Йорке в Бруклине по соседству с Куинс. Мой отец Джек был печатником в «Бруклин игл». Когда мне исполнилось восемь лет, обеспокоенный разгулом преступлений, он перевез нас в Хэмпстед на Лонг-Айленд, где стал президентом профсоюза типографских рабочих. Сестра Арлена была старше меня на четыре года и могла служить образцовым примером — хорошо училась, занималась спортом.
Я же особыми успехами не блистал — довольствовался средними оценками, но своей воспитанностью и общительностью, несмотря на неказистую внешность, снискал симпатию у учителей Лудлумской начальной школы. Больше всего я любил животных и держал то собак, то кошек, то хомяков, то змей. Мать терпела мое увлечение, потому что я говорил, что собираюсь стать ветеринаром. И поскольку эта профессия давала все основания для успешной карьеры, поддерживала мой выбор. В школе я прослыл хорошим рассказчиком — это было единственное дело, которое давалось мне легко. И мой талант, вероятно, подтолкнул меня к сыскному делу. Ведь детективы и аналитики должны обладать способностью сложить разрозненные, неравнозначные и, на первый взгляд, не связанные друг с другом факты в стройный сюжет, особенно если речь идет об убийстве, когда жертва уже не имеет возможности все рассказать сама.