Яна Алексеева
Охотящаяся в ночи
Ритуал Поворота
Неприятности имеют нехорошее свойство ходить парами, троицами, отрядами а потом и толпами… это непреложный закон бытия. Но лично мне никогда еще не случалось ощутить в полной мере эту закономерность. И вот! Попала в газеты (отличное фото), поругалась с соседкой (так и надо этой наглой жирной кошке), уволилась с работы (не велика потеря, официантка вечерней смены), и в завершение сего замечательного дня — оказалась свидетельницей этого!
Я замерла за углом, прижавшись боком к старому забору, за которым начинался заросший буйными, в человеческий рост, сорняками пустырь. Там, в выжженном круге, убивали… жестоко, грязно и со смыслом, ускользающим от моего разума, тонким слоем размазанного по охотничьим инстинктам волчицы. Высокий туманный силуэт то склонялся над распятым на земле телом, то резко выпрямлялся, вздымая вверх руки. Он говорил что-то, все понижая и понижая голос, но его слова ничего не значили для меня. Странные жесты казались бессмысленными, но завораживали, как и нож, мертвенно поблескивающий в опалесцирующем свете почти полной луны.
В еще недавно свежем ночном воздухе гуляли запахи страха и крови, смерти и разложения. Слабый ветерок нес их прямо на меня, заставляя морщить нос… Неправильность и мерзкая неестественность всего происходящего мурашками ползала по шкуре, заставляя яростно скалить зубы и вздымать шерсть на загривке.
Я бесшумной прозрачной тенью скользнула вдоль забора.
Фигура на пустыре, выкрикнув что-то гортанное, склонилась над беспомощной жертвой. Откуда-то с неба донесся ответный гул. Рука, сжимающая короткий изогнутый нож, двинулась вверх, затем вниз, и тот по рукоять вошел в грудь человека. Распятый на земле дернулся и захрипел, слабое желтоватое сияние окутало тело. Убийца выдернул лезвие из груди и свет начал медленно втягиваться в него и дальше, через витую рукоять в запястье. Потом черный человек воткнул орудие убийства в изголовье жертвы и, коротко рассмеявшись, растворился в тени от набежавшей на луну тучи.
Я все-таки подошла, когда рассеялись миазмы смертоносного присутствия. Мною двигали страх и любопытство, а предчувствие неприятностей, грозящих городу и жизни уже пробиралось в кровь. Обойдя место ритуала, не касаясь пентаграммы, принюхалась. Смерть, прах… и ни следа черного человека… да и человека ли? Вокруг расползался слабый фиалковый аромат. И еле уловимый привкус горькой полыни… Вдоволь наглядевшись на жертву, распятую на земле, смуглую изящную ускоглазую девушку с застывшей на лице гримасой ужаса, я продолжила свой путь.
Полнолуние — время старых забытых сил, которые просто очень крепко спят. И для пробуждения которых нужно приложить толику сил в нужное время в нужном месте. И кровь, несколько капель крови…
— Источник в районном управлении внутренних дел сообщил, что жертва опознана как Алена Сергеевна Семенова, продавщица магазина «Спорттовары», 27 лет. Она не вернулась домой после вечерней смены… Город в ужасе, это уже пятая жертва за неполные две недели! — распиналась ведущая. — Милиция просит всех, кто может что-либо сообщить об этих убийствах звонить по теле… — тут я и выключила этого черно-белого монстра с упорством одержимого вещающего на единственном местном канале, и не поддающегося усилиям соседа-мастера.
Теперь подробности происходящего я знала лучше кого бы то ни было, исключая самого убийцу. Пять убийств, жертвы — три женщины, двое мужчин, разного возраста и социального положения, ничем, кроме смерти, друг с другом не связаны. Все найдены в пустынных, заброшенных местах нашего города, в пентаграммах из красного воска, полностью обескровленными. Орудие убийства неизменно воткнуто в изголовье жертвы.
Жестоко и бессмысленно.
Методично и целеустремленно.
В сумерках выскользнула из дома, и город ласково принял меня в туманные объятия.
Искать, следить и охотиться. Я действительно безумна, потому что собираюсь сделать это… собираюсь поохотиться…
Если задуматься, неприятности мои начались гораздо раньше. А именно, в ту ночь и в тот час, когда одна нелюдимая приютская девчонка впервые ощутила непреодолимое желание завыть на луну. Тогда она впервые познала ничем не ограниченную свободу… что могло быть приятнее возможности уйти и не вернуться? Но дисциплина и порядок, самые ненавистные для приютских заморышей вещи, оказались сильнее. Они были крепко вбиты в головы детей суровой директрисой, маленькой сморщенной старушкой с громоподобным голосом. Моя благодарность этой стойкой женщине…
В ту ночь я вернулась, как и во все последующие, подгоняемая пониманием, что следует придерживаться обыденного порядка вещей. И не осталась в тумане города навсегда, как многие до моего рождения. Вторую, полуночную сущность приходилось постоянно скрывать, от этого характер становился все угрюмей и мрачней, появилась безжалостная непримиримость к недостаткам окружающих меня людей. Они… раздражали.
В год, когда пришлось покинуть приют, я ощутила неожиданно сильнейшее чувство принадлежности. Нет, не моей к чему-либо, а, скорее, города — мне. Ощутив себя хозяйкой этого захолустного, забытого не только богами, но и демонами места, приняла правила, по которым живут люди. А мое первое правило — не выделяться. Маскарад… У меня есть дом, где приходится коротать дни и ночи, официальная работа (впрочем, уже нет — уволилась), и полуночная охота, придающая толику смысла существованию.
Кто-то назвал бы меня оборотнем, но я предпочитаю именоваться Охотящейся в ночи. Прежде никогда не встречала подобных мне в городе, а смутные догадки о возможном существовании на этой земле не только людей были подтверждены весьма неожиданным способом.
И вот, бесшумно скольжу среди объятых ночью домов, и ведет меня, похоже, не охотничий инстинкт, а скользкий, неуловимый ужас, сочащийся из темных подворотен. Город боится, и я запутываюсь в тенетах этого страха… чем-то очень нехорошим может окончиться сегодняшняя охота. Старые дома, похожие на зубы дракона, неровной линией выстроились вдоль улиц… вокруг витали запахи жизни и смерти, предательства и ненависти, счастья и горя.
Что я буду делать, если встречу его?
Но в эту ночь мне не было даровано сомнительного успеха.
До апогея июньского полнолуния оставалось еще два дня.
Что это могло быть, кроме удачи? Он просто не верил своим глазам. После почти недельного бесцельного поиска в Тени и бессильного наблюдения за небесными сферами наткнуться на характерную концентрацию страха…
Маленький полузаброшеный человеческий городишко, излучал в пространство такой ужас, что перед ним меркли гигантские эмоциональные факелы мегаполисов. За две ночи до завершения Ритуала… оставалась последняя жертва.
Удача, удача явилась в лице сероглазой, незаметной Охотящейся, единственной темной на весь город, мрачно и обреченно кружащей по ночному городу.
Ощутив давно и прочно, казалось бы, забытое чувство — волнение, он затаил дыхание, растворяясь в видении, лишь краем сознания контролируя погружение в иную реальность…
Серые глаза, серые волосы, гибкое тело, жилка, бьющаяся на тонкой шее в нечеловечески быстром ритме. Незаметная, не запоминающаяся, с тонкими запястьями и диким, жарким огнем, пляшущим в зрачках.
Незавершенная, раздвоенная, колеблющаяся между миров, одинокая… полукровка.
Тучи вновь накрыли все сплошным пологом. Дождь, не переставая, моросил с самого утра. Город пробуждался и властно вовлекал меня в водоворот человеческой жизни.
Ненавижу общественный транспорт, а особенно омерзительный букет запахов под названием «с добрым утром» вызывает у меня тошноту. Перегар разной степени мешался с забивающим все остальное ароматом зубной пасты и духов, которые, по мнению людей должны освежать все и вся.
И работу ненавижу! Хотя я же уволилась… и еду просто забрать вещи. Успокаивающее повторяю про себя — соблюдение правил маскарада является основой безопасного существования. Моя утренняя мантра…