На первом этаже помещались кабинки офицеров резерва, числом около шести, и большая общая канцелярия со столами помощника начальника управления, секретаря (эту должность занимал чиновник, а не офицер корпуса) и двух адъютантов, одного по строевой и хозяйственным частям и другого по секретной части.
Должность адъютанта по секретной части занимал штаб-ротмистр Садовский, и я, к большому моему огорчению, узнал, что мне придется занимать должность ад ютанта по строевой и хозяйственной части. В этой области я был невеждой и к тому же чувствовал полнейшую антипатию к занятиям вроде денежных выкладок, посылок в положенный срок разных табелей и др. Так как очень редок был начальник жандармского управления, который мог бы интересоваться этим скучным делом, то я быстро сообразил, что я, в сущности, не представляю особого интереса для начальника управления. Его правой рукой должен быть адъютант по секретной части. Это я знал по моей прежней службе в Московском губернском жандармском управлении.
В ожидании встречи с начальником управления, я оставался в общей канцелярии, предаваясь грустным размышлениям о том, как и почему сложились обстоятельства так, что я не мог попасть на ту отрасль жандармской
мемуарах
службы, которую я так хотел занять и на которую, казалось, было так мало охотников.
Впоследствии я узнал, что моими удачливыми соперниками были мои ближайшие друзья, поручики Фуллон и Кломинский, которые заручились соответствующими протекциями и надлежащими письмами к начальству. Впрочем, это не помешало мне сохранить с ними добрейшие отношения, а с поручиком Фуллоном, впоследствии полковником, перенести эти отношения и на эмигрантскую почву.
Из офицеров резерва, состоявших при С.-Петербургском губернском жандармском управлении и неустанно производивших дознания по политическим делам, большинство было в чине подполковника или полковника. Они быстро сменялись, так как в Петербурге были на виду у начальства, и, не в пример прочим, получали должность начальника провинциального жандармского управления.
Кроме этого постоянного состава офицеров особенностью управления было то, что к нему было прикомандировано несколько старых полковников или даже генералов, так или иначе навлекших на себя недовольство начальства и поэтому отчисленных от своих должностей и пребывавших не «у дел», в ожидании дальнейшей своей участи. Этот в большинстве случаев не только незадачливый, а, попросту говоря, никуда не годный элемент терпели на дальнейшей службе только благодаря бесконечному добродушию нашего высшего начальства.
Я хорошо помню одного такого неудачника. В прошлом кирасир, сын известной составительницы всем хорошо знакомой поваренной книги 24, он перешел в Отдельный корпус жандармов, по-видимому, уже будучи в чине полковника, и радеющее ему начальство, нимало не смущаясь его полным незнанием жандармской службы, назначило его прямо на должность начальника Вятского жандармского управления. Полковник этот, представительный мужчина, высокого роста, в мое время уже значительно осунувшийся, весьма лысоватый, с зачесами на лоб серых, но окрашенных в бурый цвет жидких волос, и большими, «кирасирскими» подусниками, являл собою равнодушно-спокойную, но барственную фигуру. Это был вполне порядочный человек, но вместе с тем младенец во всем, что касалось дела. Он был способен, например, спросить своего адъютанта: «Это нам пишут или мы пишем?»
Уже несколько лет спустя, когда я в качестве офицера резерва при том же управлении был завален огромным количеством дознаний, порученных мне к производству, этого полковника и еще одного, тоже незадачливого
мемуарах
ротмистра, назначили мне, тогда младшему по возрасту офицеру управления, в помощь. Помощь их могла заключаться главным образом в том, чтобы пересмотреть переписку и вещественные доказательства, отобрать существенное, составить особый протокол осмотра, а остальное, как ненужноедля дела, упаковать и возвратить по принадлежности.
Надо заметить, что чины полиции, производившие обычно по требованию жандармских властей обыски, забирали, не имея времени рассмотреть все на месте обыска, много ненужного материала. Вот этот материал я и предложил рассмотреть и отсортировать моим новым помощникам, полковнику и ротмистру. Оба принялись за дело. Я занимался в большом угловом кабинете верхнего этажа, а мои оба помощника заняли большую смежную комнату, всю заваленную вещественными доказательствами.
Прошла неделя. Я наконец как-то обратил внимание на то, что перед полковником на столе лежит целая груда книг, преимущественно литературных приложений к «Ниве», заключавших в себе, как известно, сочинения русских классиков. Он, перелистывая книги, что-то добросовестно записывал в «протокол осмотра вещественных доказательств», собранных по обыску тогда-то, у того-то. Я ахнул. «Да неужели вы, полковник, перечисляете в протоколе всех Тургеневых, Григоровичей, Чеховых и так далее?» - спросил я. Полковник подтвердил это. Мне пришлось растолковать ему, что имеет значение и что не имеет! С ротмистром дело оказалось еще комичнее. В его «протоколе осмотра», который я взял как-то проверить, я нашел следующую фразу: «Стихотворение Лермонтова, начинающееся словами - “Тучки небесные, вечные странники…” - тенденциозного содержания». Я много смеялся. «Оно, конечно, - говорил я, вежливо улыбаясь ротмистру Провоторову (я называл его “il Trovatore”), - в общем тенденция имеется, но тенденция эта в наше время изжитая, и вы, ротмистр, плюньте при осмотрах на Лермонтова и других классиков, а напирайте больше на “модернистов” вроде Карла Маркса, Плеханова и их друзей!» Ротмистр посмотрел на меня иронически - дескать, молодо-зелено еще меня учить! Он считал себя настоящей «жандармской косточкой», так как долго прослужил одним из помощников в Шлиссельбургской крепости и был удален оттуда после какой-то неприятности с арестантами.
Впрочем, я уклонился от рассказа о первом дне моего появления в С.-Петербургском губернском жандармском управлении.
Появившийся в общей канцелярии управления дежурный унтер-офицер доложил мне, что «его превосходительство, начальник управления прибыл» и требует меня к себе. Я отправился на третий этаж, где помещалась огром-
РоссшК^^в мемуарах
ная квартира начальника управления (впоследствии, с расширением дел, отданная под кабинеты занимавшихся в управлении офицеров), вошел в поместительный кабинет генерала Секеринского и представился ему. Генерал встретил меня холодно и даже враждебно. Первыми его словами было: «Вы что же, не желаете у меня служить?» Я понял, что он только что побывал в штабе Отдельного корпуса жандармов, где ему рассказали о моих переговорах с полковником Капровым и полковником Чернявским. Понимая, что мне надо с первого же раза рассеять предубеждение генерала, я по возможности кратко изложил причины моего желания служить в охранном отделении, но, зная «преданную службу его превосходительства по политическому розыску», я не сомневаюсь, что шансы изучить это дело под его руководством у меня остаются те же. Генерала мое заявление смягчило, и он продолжал беседу уже не столь враждебно, а я старался ввернуть ему словцо о моей подготовленности к должности адъютанта по службе в Московском губернском жандармском управлении. Иронически усмехнувшись при имени генерала Шрамма и ясно указывая на то, что он, генерал Секеринский, не чета таким генералам, как Шрамм, он заявил, что надеется, что ему не придется сожалеть, согласившись на мое назначение. Я откланялся и отправился устраивать личные дела.
Меня не на шутку смущала новая должность. Она была связана с той областью службы, к которой я не чувствовал ни малейшего интереса и, кроме того, как я скоро убедился, в которой ничего не понимал Как на грех, помощник начальника управления, полковник Кузубов, который, собственно говоря, и держал бразды правления, оказался большим «докой» по части канцелярии и по части разных строевых и хозяйственных дел. Я ему признался в моем полном незнании этого дела, что он, впрочем, и сам сообразил быстро; я просил его оказывать мне содействие указаниями. Он указал мне на двух строевых и искушенных в этом деле сверхсрочных жандармских унтер-офицеров (и сейчас помню их фамилии: Астафьев и Перерва), которые занимались этим делом в нижней канцелярии соответственно всем развешанным там по стенам табелям и ведомостям и вовремя подавали мне готовые на подпись начальника управления бумаги. Мой партнер по должности, но по секретной части, дружески мне подсказал, что если я дам каждому из этих знатоков своего дела по два или три рубля в месяц, то никаких ошибок и неприятностей у меня не будет. Я так и сделал и не жалел об этом.