12. Начальник Рижского охранного отделения Балабин сообщает: «8 января 1906 г. были получены сведения о том, что несколько членов рижской боевой организации собираются ограбить транспортную контору «Надежда». Двум филерам приказано было вести наблюдение и своевременно дать знать воинской части, находившейся в засаде в ближайшем доме. В шестом часу вечера, 9 января, к дому, в котором расположена контора «Надежда», явились восемь молодых людей и стали ходить взад и вперед. Местные условия были чрезвычайно невыгодны для наблюдения, и филерам только и оставалось гулять вместе с боевиками. Последние скоро обратили внимание на филеров и стали за ними наблюдать, а затем окружили филеров с разных сторон, так что им уже не было возможности и уйти. В это время проходила по тротуару какая-то девица. Филеры сделали вид, что именно ее они и ожидали. Как только она подошла к дверям конторы, филеры остановили ее и стали дружески с нею беседовать. Этот маневр был так удачно исполнен, что боевики сразу успокоились и перестали обращать внимание на филеров, а затем, в 8 час. 30 мин. вечера, один за другим вошли в контору. Вслед за ними туда вошла, по условному знаку филеров, воинская часть, и 4 боевика были задержаны, прежде чем они успели проникнуть в контору. У них были отобраны топор, пистолет и свеча. Остальные четыре успели убежать и, преследуемые филерами и солдатами, вскочили во двор синагоги, где трое было задержано, а четвертый, пытавшийся бежать, застрелен».
Если в приведенных примерах выдвигаются докладчиками удачные действия охранных агентов, то рядом с ними встречаются, хотя в значительно меньшем числе, и такие эпизоды, в которых охранники не оказывались на высоте тех требований, что предъявлялись им их начальством. Укажем для образца следующие случаи:
1. Заведующий наружным наблюдением Саратовского охранного отделения Машков рассказывает: «В 1905 году в июне месяце я был командирован по распоряжению Департамента полиции в г. Одессу в распоряжение начальника Одесского охранного отделения для несения службы. 14 июля того же года я был назначен за старшего на службу: мне в помощь дали 6 человек филеров, от начальника я получил распоряжение, что в 7 ч. утра в известный дом должны привезти не меньше 12 готовых бомб, за которыми должны прийти несколько человек, по числу бомб. Каждое лицо должно было взять по бомбе и уйти по заранее данному назначению. Мне было приказано, во что бы то ни стало, задержать то лицо, которое привезет бомбы. Получив это приказание, я тут же распорядился, чтобы те филеры, которые даны мне в помощь, вышли к 7 ч. утра к назначенному дому и стали в указанных местах. Около 8 ч. утра в упомянутый дом стали приходить поодиночке неизвестные лица без вещей. До 9 ч. приносу и привозу подходящих вещей никаких не было, в 9 ч. 30 м. из упомянутого дома вышли сразу 8 человек, которые, перейдя на другую сторону тротуара и простояв 15 минут, стали расходиться; тогда я из числа 6 человек филеров четверых послал в наблюдение за упомянутыми неизвестными, а сам с двумя филерами остался у того же дома. По уходе наблюдаемых, спустя 15 минут, к назначенному дому подъехал на извозчике молодой человек в форме коммерческого училища и имел при себе два свертка неопределенной формы; он вошел в упомянутый дом. Через пять минут вышел, имея один сверток и пустую смятую газету, сел на того же извозчика и поехал по направлению к собору. Тогда я и филер Гроц взяли другого извозчика, дали наблюдаемому отъехать на два квартала и, догнав его, быстро соскочили с извозчика и с обеих сторон вскочили к нему в пролетку, крепко схватили за обе руки, а извозчику приказали ехать в Бульварный участок. По доставлении в участок у него произвели обыск, по которому в карманах его оказались 7 новых револьверов, а в свертке 6 револьверов и несколько пачек патронов. Этого же числа мне и другому филеру было приказано к 9 часам вечера стать у одного дома, из которого должен был выйти молодой человек, грязно одетый, и пойти в другой дом, откуда он должен был вынести готовую бомбу, с которой приказано его задержать. В 9 ч. 30 м. из указанного дома вышел подходящий молодой еврейчик, который, пройдя квартал, сел на извозчика и поминутно стал смотреть вслед за собой. Доехавши до указанной нам улицы, свернул в нее, тогда товарищ мой поехал дальше, а я соскочил с извозчика и побежал бегом вслед за наблюдаемым. Это я сделал ввиду того, чтобы стуком колес извозчика не обратить внимание наблюдаемого, так как эта улица была глухая, а время было позднее. На этой улице наблюдаемый остановился против одного дома и обернулся лицом в ту сторону, откуда ехал. В это время я шел уже шагом и, не доходя до него, стал на противоположной стороне у парадного крыльца, где сделал вид, что звоню. Наблюдаемый, рассчитав извозчика, быстро вбежал в парадную одного дома. Когда пришел мой товарищ, мы стали смотреть за наблюдаемым, который через 30 минут вышел, имея при себе какой-то предмет, в виде небольшой коробки, завернутый в бумагу, который он держал в согнутой правой руке; прижавши свою ношу к груди, он направился к собору. Мы сами не решились его взять, так как тогда в Одессе была всеобщая забастовка, настроение публики было особенно возбуждено против тайной полиции, которая для нее означалась «сыщиком». Ввиду того я своего товарища послал предупредить первого попавшегося из чинов полиции, с указанием задержать наблюдаемого и предупредить его, что наблюдаемый несет бомбу, а поэтому не допустить его ее бросить. Когда наблюдаемый подошел к собору, то он пошел площадью собора, где стоял городовой, которого предупредил мой товарищ обо всем вышесказанном. Когда мы указали городовому наблюдаемого, он за ним пошел быстрыми шагами, наблюдаемый также шел быстро, — тогда городовой побежал бегом, чем и обратил окончательно на себя внимание наблюдаемого; как только городовой, подбежав, схватил его, то от толчка произошел взрыв снаряда, причем наблюдаемого отбросило вперед шагов на 9 и оторвало ему правую руку, а городовой взрывом был раздроблен. От места взрыва я находился в 15 шагах, к стороне собора; взрывом я был сшиблен с ног, оглушен и забрызган кровью».