— Ладно. Я придурок.
— Я звоню тебе не для того, чтобы ругать. Честно говоря, я волнуюсь. Твой отец недавно связался со мной.
— Да, знаю. Никогда не говори ему, где я. У нас не очень хорошие отношения.
— Понятно, — Ричард погрузился в молчание. — Могу я спросить, почему?
— Нет.
— Ну же. Я тебе все рассказываю.
— Это против моей воли.
В трубке раздался яростный кашель.
— Если бы ты меня ненавидел, ты бы повесил трубку.
— Чего ты хочешь от меня? Ты же мой босс.
— Я знаю тебя. Тебе нужен кто-то в твоей жизни. Расскажи мне, ради бога.
— Нет, — я ощетинился. — Повторяю, ты мой босс.
— Ну и что, блядь? Рейн — твоя клиентка, — возразил он. — Если только она уже не стала чем-то большим.
Я со стоном переложил телефон к другому уху.
Ричард прервал затишье вздохом.
— Да?
Она была просто интрижкой. Господи, неужели я все еще лгу себе? Рейн была так глубоко внутри меня, что я не мог нормально спать по ночам.
— Это самая глупая вещь, о которой я когда-либо слышал. Зачем мне рисковать своей карьерой?
— Не знаю. Кризис среднего возраста?
Ричард был чертовски раздражающим. Я сорвал крышку с бутылки с водой.
— Я слишком молод для среднего возраста.
— Но ты ведешь себя не по возрасту. Мой восьмидесятилетний отец более жизнерадостный, чем ты.
— Ну, держу пари, он не видел такой жизни, как я.
— О, ты удивишься. В домах престарелых обмениваются болезнями, как визитными карточками. Они считают, что не могут забеременеть и скоро умрут, так зачем же возиться с презервативами?
Я поморщился.
— Вау. Я не хочу знать это.
— А я хочу. Это дает мне некоторую надежду на будущее.
— Рич, я ее не трахаю.
— Тогда что у тебя общего с девятнадцатилетней девушкой?
Я уставился на ее дверь, представляя, как она прячется под одеялом. Рейн любила спать под горой подушек и одеял. Она обожала романтические комедии. Я боевики. Она была невинна, а я озлоблен. И наши музыкальные вкусы ужасно расходились.
Но мне нравилось все, что нас различает. С ней весело находиться рядом. Она пробуждала во мне все самое лучшее. Она была совершенно бескорыстна и слишком красива.
Я бы отдал ей всё, будь проклята моя карьера.
Влажный кашель Ричарда прервал мои мысли.
— Господи, когда это уже пройдет.
— Тебе нужно сходить к врачу.
— Да, я запишусь на прием, — прохрипел Ричард, заставив меня вздрогнуть. — Я больше ничего не скажу об этой девушке. Лучше бы она того стоила.
— Перестань читать дрянные таблоиды.
— Я серьезно, Кассиан. Он сенатор. Он может разрушить твою жизнь.
Уже разрушил.
— Пока, Рич.
Я повесил трубку и бросил телефон на кровать, злясь из-за риска, которому подвергаюсь каждый раз, когда прикасаюсь к дочери сенатора. И, если охранная фирма Ричарда потеряет клиентов из-за моей неосторожности, я буду чувствовать себя виноватым.
В дверь негромко постучали. Я помедлил, прежде чем открыть, увидев девушку в полосатых пижамных штанах и майке AC/DC. Сонная улыбка Рейн стала шире, когда она увидела меня без рубашки.
— Привет.
— Что на тебе надето? — поддразнил я, убирая фиолетовые пряди волос с логотипа группы. — Ты еще не родилась, когда они были популярны.
— Я обязана родиться в то десятилетие популярности музыки, которая мне нравится?
— Почему не спишь?
Она пожала плечами.
— Не могу уснуть. Я услышала, как ты ходишь, и решила заявиться. Хочешь марафон Джеффа Голдблюма?
Я рассмеялся.
— Откуда ты знаешь, кто это?
— Он из фильма «Парк Юрского периода».
— Вся планета видела Парк юрского периода. Назови еще один фильм, в котором он снимается.
Она начала загибать пальцы.
— «Муха», «День независимости» и «Земные девушки легко доступны».
— Я не смотрела последний, но звучит интересно.
— Это научно-фантастический мюзикл. Очень слащаво.
Я подозревал, что она хотела лежать со мной в постели больше, чем смотреть фильмы. С тех пор как мой друг-адвокат подал ходатайство о приостановлении выселении, Рейн цеплялась за меня.
Но я никогда не буду ее парнем. Я не мог дать ей ни капли той любви, в которой она нуждалась. Я был ужасен для нее во всех отношениях.
— У нас должны быть границы, солнышко. Почему ты нарушаешь правила?
— Это ты начал, — заметила она.
— Да, но мне плевать на Джеффа Голдблюма.
— Кассиан, я просто хочу тебя.
Я провел костяшками пальцев по ее раскрасневшимся щекам, удивляясь тому, как она любовалась моими шрамами. Другие девушки вздрагивали или делали вид, что не испытывают отвращения, но Рейн таяла от моего прикосновения, как воск от пламени. Она закрыла глаза и попыталась спрятать свою радость.
Я мог бы подыграть.
Может быть, мне это даже понравится бы.
Но скоро мне придется разбить ей сердце, и что-то подсказывало мне, что в результате пострадает не только она.
ГЛАВА 16
Пот пробивался сквозь макияж, который, как утверждала визажистка, был необходим для HD-камер. Еще пятнадцать минут под палящим калифорнийским солнцем, и все ее усилия сойдут на нет.
Мои губы растянулись в натянутой улыбке, когда Кассиан повел меня в толпу. Папа, сияя, помахал мне рукой.
Мы были там, чтобы открыть новое больничное крыло, которое мой отец помогал финансировать. Я задавалась вопросом о всяких фотосессиях, и теперь у меня был ответ. Каждая деталь была тщательно спланирована, часто на месяцы вперед. Помощники вручную выбирали детей позади нас. Больничная охрана стояла под навесом крыла, защищенная от резких лучей. Черный внедорожник был припаркован неподалеку, водитель обмахивал лицо, телохранитель стоял возле двери. Папа заказал их несколько недель назад.
Меня нарядили в кремовое платье-тунику с рукавами. Это не мой стиль. Я бы никогда не надела его снова. Я похлопала себя по шее сложенным носовым платком, ругаясь, когда бежевый цвет тонального крема запятнал хлопок.
Моя визажистка фыркнула, открыла свой набор, ее щетка атаковала мою кожу. Я вдохнула пудру и чихнула. Боже, мне нужно выбраться отсюда, но я дала отцу слово.
Одетый в темно-синий блейзер, белую рубашку и угольно-черные брюки, мой отец кричал, готовясь к съемке. Он даже не вспотел. Папу ничто не могло отвлечь, когда его окружали сторонники. Он неодобрительно посмотрел на мои волосы. Его недовольство камнем лежало у меня в животе. Я сказала ему, что пересмотрела нашу сделку, но все еще хочу помочь ему.
Я так отчаянно нуждалась в его одобрении.
— Не пора ли произнести речь?
— Не совсем, — папа обнял меня за плечи, когда мужчины и женщины, привлеченные рекламными плакатами и разноцветными воздушными шарами, начали просачиваться на мероприятие. — Ты помнишь, что надо делать?
— Улыбаться. Смотреть на камеры. Хлопать, когда надо, — я пожала плечами. — Кажется, все достаточно просто.
— Хорошо.
Я чуть не прикусила губу.
— А ты не боишься, что люди увидят всё, как оно есть?
— Что?
— Больных детей. Меня в этом костюме школьной учительницы, — я встретила его пристальный взгляд, стараясь не хмуриться. — Если хочешь привлечь молодежь, это нужно делать не так. Мы видим неискренность также, как и ты отличаешь Мерло от Шардоне.
— Рейн, мой менеджер по социальным сетям знает, что делает.
— Надеюсь, — вздохнула я, обмахивая шею руками. — Может, мы потом сходим куда-нибудь?
Папа слегка улыбнулся мне.
— У меня назначены встречи с избирателями, но к обеду я буду дома.