— Вот почему ты ее потерял. Ты никогда не задумывался, чего она хочет, — мой пульс участился, когда я подошла ближе. — А теперь тебе пора уходить.
— Я никуда не пойду, — ощетинился он. — Это и мой дом.
— Посмотри на меня.
Он посмотрел. Его затумашенные алкоголем глаза встретились с моими, ему было больно. Может быть, он понял, что сам навлек на себя страдания. Мне стало его жалко, и я проглотила ненавистные слова.
— Ты хочешь жить там, где тебе плохо? Сделай себя счастливым. Не жди, что кто-то сделает это за тебя.
Трэвис ошеломленно открыл и закрыл рот. Он моргнул и огляделся, как будто удивленный беспорядком. Он медленно выключил телевизор, встал с кресла и направился в спальню. Я последовала за ним, пока он рылся в ящиках и запихивал одежду в чемодан.
— Скажи ей, что я скоро уйду, — сказал он, не глядя на меня. — Максимум пять минут.
— Окей.
Счастье переполняло мое сердце, когда я выскочила на улицу и лучезарно улыбнулась маме, которая расхаживала, прижимая телефон к щеке. Ее лицо озарилось тревогой.
— Не обращай внимания, — прошипела она в динамик. — С ней все в порядке.
— Мама, он уезжает!
Она убрала свой сотовый.
— Что?
— Мы поговорили, и я убедила его уйти. Он собирает вещи.
— Как ты это сделала?
— Я не знаю, — я взволнованно схватила ее за локоть. — Наверное, удалось достучаться до него.
Она заправила прядь волос за ухо, отвлекшись на машину, подкатывающую к тротуару.
— Оу, он приехал. Я звонила твоему парню.
— Что?
Он вышел из «Мустанга» и захлопнул дверцу, пронесся через лужайку, излучая необузданную силу, и направился прямиком к дому.
— Эй!
— Солнышко, — его каменные черты лица растаяли. — Что ты здесь делаешь?
Я подняла бровь, возражая его тону.
— Папа меня выгнал. Я не могла дозвониться до тебя, поэтому пришла сюда.
Когда он ущипнул себя за переносицу, на его шее запульсировала вена.
— Не могу поверить, что он это сделал. Прости, Рейн. Я вышел прогуляться.
— Все в порядке. Я рада, что ты не взял трубку, потому что я бы не пришла сюда. Трэвис уходит. Навсегда.
— Серьезно?
— Да. Я убедила его, что ему лучше жить где-нибудь в другом месте.
Он посмотрел на меня так, словно я говорила по-гречески.
— Как так?
Я пожала плечами, встретив его веселый взгляд.
— Сказала ему, что он должен уйти.
— Если только ты не угрожала надрать ему задницу, я сомневаюсь, — он схватил меня за талию и поцеловал в макушку. — В следующий раз жди меня. Мало ли, что могло случиться.
Он напрягся, когда дверь распахнулась.
Трэвис появился в мятой одежде, щурясь от резкого солнечного света. Кассиан прижал меня к себе, а Трэвис смотрел на маму с нескрываемой тоской. Затем он сердито посмотрел на меня. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Затем он направился к своему «Форду», уложил чемодан, сел за руль и уехал.
Кассиан разинул рот, когда с улицы донеслось ворчание грузовика.
— Будь я проклят!
— Удивлен, что я сделала то, чего не смогли твои бицепсы?
— Нет. Ты потрясающая, — он поцеловал меня в щеку и обратился к маме. — Не возражаешь, если я украду твою дочь на секунду?
— Конечно, нет, — она сжала мое плечо, сияя. — Я буду в доме, дорогая.
Кассиан взял меня под руку и повел вниз по тротуару. Он свернул на велосипедную дорожку, идущую вдоль ливневки. Сорняки касались наших лодыжек, пока мы шли. Кассиан ничего не говорил, его лицо застыло в молчаливом созерцании. Он нашел скамейку, частично скрытую в тени, и мы присели.
Кассиан притянул меня к себе. Я положила голову ему под подбородок, успокаиваясь его ровным сердцебиением.
— Расскажи мне, что случилось с Монтгомери.
— После тебя он взбесился. Ворвался в мою комнату и потребовал, чтобы я тебя бросила. Когда я отказалась, он поставил мне ультиматум. Ты или он.
— Прости, — вздохнул Кассиан. — Я не хотел, чтобы ты потеряла отца.
— Не стоит. Это все из-за него.
— С тобой все в порядке?
—Мне… мне больно, что он хотел отказаться от меня, — вырвав папу из своей жизни, я оставила внутри зияющую рану. — О чем вы ругались? Он был в бешенстве.
— Я сказал, что мы встречаемся и что ему нужно нанять кого-то другого. Затем он взбесился.
— Его избирателям будет наплевать, что я со своим бывшим телохранителем, — я не могла понять своего отца.
— Где ты будешь жить?
— Здесь, у мамы.
Он сжал мою руку, рисуя ленивые круги на моей ладони.
— Переезжай ко мне.
Адреналин ударил мне в грудь.
— Что?
— Переезжай ко мне.
Он что, серьезно?
Я вглядывалась в его синие глаза, которые всегда казались такими глубокими, затягивая меня словно прилив.
— Мы только начали встречаться.
— Я хочу, чтобы ты была только моей, — Кассиан коснулся своим лбом моего, его пухлые губы растянулись в улыбке. — Соглашайся, солнышко.
— Хорошо.
Счастье разлилось по моей коже, как пламя. Любовь ослепляла.
Я надеялась, что он меня не обидит.
ГЛАВА 21
Рейн вторглась в мое существо, а потом и в мои трусы. Она забила мою квартиру фотографиями, учебниками, одеждой и косметикой. Стены были увешаны малоизвестными афишами оркестров. Ее вещи были повсюду. Яркий плед, покрывающий кровать, растения в горшках, выстроившиеся вдоль балкона, голубые подушки на диване. Любой цвет был шокирующим, я раньше жил в оттенках серого, но радовался переменам.
До нее моя квартира была пуста.
Она наполнила ее жизнью.
Квартира стала настоящим убежищем, а не унылым напоминанием о моем одиночестве. Мы вошли в комфортный ритм жизни. Я вернулся на работу в ювелирный магазин «Свенсона» на восьмичасовую смену, а Рейн записалась на занятия, которые начнутся только через месяц, поэтому убивала время, приводя дом в порядок. Она готовила и пекла. Я возвращался домой, и меня ждала горячая еда. Поэтому я чувствовал себя виноватым.
Она делала для меня всякие милости, а я что?
Лгу ей.
Мой ключ заскрежетал в замке, и я толкнул дверь, закрыл глаза и вошел внутрь. Запах манил меня на кухню, где Рейн устроила беспорядок. Мука покрывала все поверхности, а в раковине громоздилась посуда. На столе стояла тарелка с печеньем. Рейн перестала соскребать их со сковороды и подскочила ко мне.
— Привет! — она обняла меня, приподнялась на цыпочки и чмокнула в подбородок. — Как прошел твой день?
— Все по-старому. А это что такое?
Рейн взяла печенье.
— Попробуй. Только что из духовки.
— Углеводы вредны.
— Вот почему я сделала их из ореховой муки. Всего шесть углеводов на порцию.
Я откусил кусочек, когда она протянула мне печенье, масло таяло на моем языке.
— Это потрясающе.
Рейн засияла, все еще цепляясь за мою талию.
— Ты выглядишь сердитым. Что-то случилось?
Тебе нужно поговорить с ней. Скажи это.
— Нет.
Рейн переплела свои пальцы с моими, когда потянулась ко мне. Удовольствие ударило мне в пах, когда ее губы коснулись моей шеи. Ее улыбка проложила дорожку к моим губам.
— Ты слишком добра ко мне, солнышко.
— Ничего подобного.
Ее поцелуй дразнил меня, когда она отстранилась, многозначительно подмигнув и распахнув глаза. Возбуждение заполоняло мой живот, как вихри жара, приближаясь к члену.
— Я серьезно. Тебе не обязательно готовить.
— Ты приютил меня, — прикосновение Рейн потянулось к моей талии.
Когда она скользнула под пояс моих брюк, я резко вдохнул.
— Рейн.