Я изо всех сил старалась увидеть красоту в этом мире. Слухи заполнили новости о федеральном обвинительном заключении, и я лазила по интернету, натыкаясь на имя отца. Хуже того, медиа преследовали нас с просьбами об интервью. Мой телефон гудел от голосовых сообщений журналистов со всего мира. Цирк не прекращался.
И вообще, что я им скажу?
Я устроилась в пластиковом шезлонге и вытянула ноги. Мои волосы выгорели до медного оттенка из-за палящего солнца, но я не могла собраться с силами, чтобы покрасить их заново. Через несколько мгновений дверь открылась. Дуновение кондиционера ударило меня по ногам, когда тяжелые шаги заскрипели по доскам.
— Это я, — пробормотал Ричард. — У твоей мамы болит голова, и она легла отдохнуть.
Возможно, это ложь.
— Окей.
Он подошел ближе, проверил стул, который тревожно застонал, и не рискнул на него садиться.
— Рейн, ты в порядке?
— Конечно.
Ричард сел на ступеньки и уставился на меня испытующим взглядом.
— Мама сказала, что ты задумала.
— И вы пришли отговорить меня?
Он покачал головой.
— Но я думаю, что ты больше расстроена из-за Кассиана, чем из-за отца.
— Я его тоже ненавижу, — ярость поднималась вверх по моему горлу, превращаясь в раскаленный добела шар. — Я ему доверяла. Я думала, что нравлюсь ему.
— Рейн, ему тоже больно. Я никогда не видел его таким…безжизненным. Дай ему еще один шанс. Послушай, что он скажет.
— Ни за что.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы меня сломали дважды. Я любила его, а он предал меня, — я вытерла щеку, раздраженная тем, что он заговорил об этом. — Я не буду своей матерью. Ты даже не представляешь, со сколькими придурками она встречалась, пока не нашла тебя.
— У него есть недостатки, как и у любого другого мужчины, но он защищал тебя с самого начала. Ты даже не представляешь…
— Это была его работа.
— Не только, — смягчился Ричард, глядя на свои сцепленные руки. — Ты читала статью о своем отце?
— Какая статья? Их десятки.
— Новая, опубликованная в «Вашингтон таймс».
Я пожевала губу.
— Меня тошнит от этих новостей.
— Ты должна прочитать. Кассиана часто там упоминают.
— В смысле?
— Я пришлю ссылку, — Ричард вытащил из кармана телефон, его лицо нахмурилось. —Это… это очень трагическая история. Прочти одна.
Ричард послал мне сообщение и исчез в доме. Когда раздвижная дверь закрылась, я заглянула в текст и содрогнулась, прочитав заголовок.
«От домогательств на рабочем месте до сокрытия убийств — обвинители С. Монтгомери раскрывают всё.»
Тошнота охватила мой желудок от подробного описания целого ряда преступлений, совершенных моим отцом, но когда я закончила рассказ Кассиана, агония пронзила мое сердце. Я бросила телефон и разрыдалась, задыхаясь, я хватала ртом воздух.
Это было ужасно. Он не лгал о смерти своей сестры, но позволил мне поверить в гораздо более добрую версию.
Почему?
Он думал, что я не смогу справиться с его тьмой, или защищал меня от правды?
Я открыла контакты, большой палец навис над его именем.
Он защищал меня.
С самого начала он оберегал меня. Он никогда не выпускал меня из виду. Кассиан пришел на ужин для отца, несмотря на то, что тот уничтожил его семью. Он пытался мне что-то сказать, но я не слушала.
Я не могла вернуться к нему, не сделав все правильно. Я прокрутила контакты и нажала на номер папы.
ГЛАВА 25
Рейн нуждалась во мне.
Половина страны вопила, требуя голову Монтгомери на пике. Жалкий мудак вложил деньги в свою безопасность, но его дочь была беззащитна перед буйными хейтерами в интернете.
Когда история вырвалась наружу, люди, о которых я не слышал уже много лет, потянулись ко мне. Бывшие девушки, бывшие начальники, коллеги и соседи по комнате в колледже присылали письма поддержки, но она никогда не звонила.
Я скучал по ней. С каждым днем я чувствовал себя все более опустошенным.
Моя победа над Монтгомери была как пепел во рту. В мести не было радости.
Я надеялся, что она прочтет статью и вернется ко мне. Я отогнал свою боль в сторону и сосредоточился на ее безопасности. Я просмотрел комментарии, забавляясь всеобщим гневом и иронией. Толпа была порочна. Они хотели убить его, но угрозы не остановились на Монтгомери. Гнев пролился и на его семью. Его сотрудников. Его гребаного диетолога. На всех, кто связан с Монтгомери.
Папарацци сфотографировали его жену, укладывающую дорожную сумку в машину. Она улетела в неизвестном направлении. Несколько дней спустя она предстала перед судьей, чтобы подать заявление о разводе. Затем последовало обвинение ФБР, и общественное возмущение переросло из искр в бушующий лесной пожар.
Сенатору Монтгомери следовало бы залечь на дно, но этот идиот был обязан появиться на предвыборном митинге в Сан-Франциско. Ричард сообщил, что Рейн собирается туда, поэтому я взял на себя обязанность защищать ее.
Машины ползли как улитки, пока мое такси пыталось добраться к Форт-Мейсону, бывшему армейскому порту в районе Марина, месту, где должен был состояться митинг Монтгомери. Это была просто узкая полоска пляжа. Если у сенатора есть хоть капля здравого смысла, он перекроет пешеходную дорожку, установит баррикаду из ОМОНа и оцепит периметр.
— Останови, — сказал я водителю. — Я дойду пешком.
Я прошелся по Эмбаркадеро — обсаженной пальмами набережной, заполненной мешаниной туристов и противников Монтгомери. Мероприятие начнется через час, примерно столько же времени мне понадобится, чтобы добраться до места.
Дерьмо. Мне нужно поспешить.
Я присоединился к скандирующей толпе, вооруженной провокационными плакатами, пока они маршировали по Северному побережью Сан-Франциско, направляясь к морскому парку. Повсюду мелькали изображения Монтгомери, испещренные дьявольскими рогами и непристойными выражениями. Они пронзительно скандировали боевой клич, который становился все громче. Зубастая улыбка моей сестры сияла на фоне картона. Ее лицо преследовало меня, пока я бежал по траве.
Протестующие уже добрались до форта Мейсон. Белые и красные плакаты пронзили воздух, враждебное пение нарастало. Я направился к зданию, окруженному ошеломленными полицейскими. Охрана покинула свои посты, чтобы помочь копам с металлическими баррикадами. Это место было открыто. Не было никакого тихого VIP-выхода, чтобы ускользнуть незамеченным.
Катастрофа.
А где же Рейн?
***
Папа поднял кулак, когда закончил свою речь, жест, который очень нравился его сторонникам. Я слушала его девяностоминутную тираду против статьи, которая волнами прокатилась по новостным сетям. Он нападал на всех, начиная с репортера, который написал это, и кончая бывшими коллегами, которые высказывались против него, но ни разу не упомянул Кассиана или его сестру.
Конечно, он не станет этого делать. Он был трусом, и я едва сдерживал отвращение к нему. Когда я позвонила ему, то наврала, чтобы заслужить его расположение.
Когда сенатор вновь появился за кулисами, пламенное сияние, отраженное телевизионными экранами, все еще бушевало в его душе. Митинги всегда наполняли его энергией. Папа сорвал галстук с шеи и взорвался на первого же человека, который посмотрел в его сторону.
— Черт, где моя минералка?
— Извините.
Двадцатилетний юноша бросился за бутылкой, и сенатор схватил ее, глотнул искрящейся воды и вытер рот.