«Как все-таки тяжело в мамином теле», – подумала, вставая на ноги.
Мама что, совсем спортом не занимается? Хоть бы на йогу записалась! Как мозги мне промывать, так с завидным постоянством, а как бегать или приседать – так вечные отговорки!
– Не знаю, – ответила подозрительно присмиревшая сестра.
И куда делась бойкость? Она жалась ко мне и тревожно озиралась по сторонам. Честно говоря, мне тоже было не по себе, а потому я не сопротивлялась ее испуганным объятиям и даже сама обняла плечики Миры.
Мы осмотрелись. Темноватое помещение очень походило на кабинет, озаренный лишь тонкой полосой солнечного света, пробивавшегося через неплотно захлопнутые тяжелые черные занавеси. Под ногами была аккуратная «елочка» паркета.
Вдоль двух противоположных стен стояли книжные стеллажи, на которых расположились не только кипы книг, но стопки листов, груды камней, горы клинков и крюков, куча покрытых шипами шаров.
«Интересная коллекция», – отметила про себя.
Взяла несколько листов, на которых было написано: «Ведомость преподавателя», «Список студентов, допущенных к экзамену», «Должники» – рядом приписка «Повесить на втором этаже». По спине пробежала холодная дрожь дурного предчувствия.
Положив документы на место, я подошла к оружию и взяла самое простое, легкое, свободное от каких-либо знаков – обычный нож, смахивавший на перочинный.
– Лина, чужое нельзя брать, – заметила Мира.
– Не в нашей ситуации, – не согласилась я с сестрой. Женщине и девочке в незнакомом мире защита не помещает, тем более там, где подобным добром все полки завалены.
Затем я приоткрыла штору и выглянула наружу, но все, что увидела – зеленые вершины раскидистых деревьев, зубчатую стену, напоминавшую крепостную, опять деревья, поблескивавшую гладь озера и горы на горизонте.
«Не густо», – разочарованно подумала я.
У окна стоял деревянный стол с массивными резными ножками – ощетинившиеся морды змей с открытыми пастями неодобрительно смотрели на меня. Видимо, разделяли точку зрения сестры.
На самом столе аккуратно расположились серебристые чернильницы, стаканчик с металлическими перьями, сосуды округлой формы. Я заглянула в одну из баночек – песок.
– Надо же, – не смогла скрыть удивления.
У стола пристроилось массивное мягкое кресло, обитое зеленым бархатом, с резными ручками – все те же недружелюбные змеи. Я присела на него. А ничего, удобненько!
На противоположной стене, напротив стола, висело зеркало, в котором прекрасно было меня видно. Я помахала себе рукой и, не удержавшись, по-детски показала язык своему новому отражению. Знаю, глупо! Знаю, мама себе никогда такого не позволила бы! Но надо же хоть как-то подбодрить себя и сестру?
Пока я по-хозяйски осматривала помещение, Мира мялась на своем месте и следила за мной. И вот я наконец-то заприметила дверь. Осторожно подкравшись, открыла ее и выглянула. Соседнее помещение тонуло во тьме, если не считать такой же узкой полоски света, протянувшейся от окна с такими же черными занавесями, как в кабинете, до кровати с черным балдахином.
И вновь я заподозрила недоброе: уж не попали ли мы куда-нибудь… в ад? Оружие, ведомости, должники, все черное… Ну точно – ад! По крайней мере, именно таким он был в моем воображении.
Со стороны кровати послышалось негромкое сопение. Я напрягла глаза, рассматривая подозрительный бугор, напоминавший тело под одеялом.
Ага, значит, все, что нам надо сейчас сделать – это никоим образом не потревожив отдыхающего, проскользнуть мимо него тише мышек и выскочить в дверь, на которую услужливо указывал лучик света.
Я сделала мелкой жест следовать за мной.
Мы на цыпочках крались к двери, когда я наступила на что-то железное…
– Ай! – зашипела, подпрыгивая на здоровой ноге. Подняла с пола предмет, который оказался ремнем с пряжкой в виде все той же ощерившейся змеи.
Со злости я бросила ремень в сторону, не рассчитав траекторию его полета. Пряжка исключительно по воле судьбы и провидения прилетела туда, где случайно находилась филейная часть владельца ремня, который моментально проснулся.
Он смотрел на меня. Я смотрела на него.
А в комнате тем временем стало как-то слишком светло.
«А балдахин-то, оказывается, не черный, а темно-зеленый», – подумала я.
О чем думал брюнет лет двадцати семи – я не знала, да и, если честно, не хотела знать. Да чего уж там: я боялась предположить – какие мысли могут быть в голове владельца смертоносного арсенала и документов, обнаруженных в кабинете.