К этому моменту я слегка сомлела, но ее слова мигом взбодрили меня, не хуже ушата холодной воды. Что же, по мнению сестер-сыщиц, угрожает моему мирному существованию? И тут меня осенило! Беременность, даже протекающая самым нормальным образом, видится сестрам Трамвелл делом жизни и смерти. Бодро выпрямившись, я с трудом удержалась от улыбки при мысли, что они заявились сюда со скоростью курьерской почты, дабы уговорить меня оставшиеся шесть месяцев провести в постели.
— Прошу вас, не надо обо мне беспокоиться. Если не считать неизбежной тошноты по утрам, я чувствую себя замечательно, честное слово!
Гиацинта фыркнула:
— Поймите, Элли, мы с Прим вовсе не против того, что вы ждете ребенка. Более того, мы с радостью встретили известие об этом грядущем событии. Мы просто обожаем малышей.
— И побаиваемся их совсем капельку, — добавила Примула с робкой улыбкой.
Тут Гиацинта помрачнела.
— Без сомнения, Элли, ребенок сделает вашу жизнь с Бентли еще счастливее — как только оправитесь от бессонных ночей, переломанных костей и неудачных увлечении дитяти. Мы даже позвонили нашей местной акушерке — мудрой сестре Пончикс, и она заверила нас, что роды нынче ничего общего не имеют с муками прошлого. Однако… Должно быть, я старая дура, но ничто не убедит меня в том, что трансляция родов по телевизору — достойная развлекательная программа, а улыбки рожениц натуральные. — Она перевела дух.
— Моя дорогая Гиацинта… — Примула принялась теребить бантики в волосах, — не слишком ли окольный маршрут ты выбрала, чтобы подойти к сути?
Гиацинта кивнула.
— Надеюсь, дитя мое, вы верите в парапсихологию?
— В данном вопросе я скорее агностик: доверяю только своему опыту.
Черные глаза Гиацинты не мигая уставились на меня, а канарейки в клетках-сережках перестали чирикать.
— Вчера утром мы с Примулой сидели в столовой и завтракали. Я как раз показывала ей шерстяное пальтишко, которое вяжу для вашего младенца, когда вошла Шанталь с подставкой для гренков.
— Это наша служанка, — вставила Примула, — чудесная девушка-цыганка.
Гиацинта взглядом заставила сестру умолкнуть.
— В свободное от работы время Шанталь корпит над ученой степенью в университете. «Кельи» для нее идеальное место, поскольку она специализируется на монашеских традициях и траволечении. Помните, Примула как-то послала вам средство от нервов? Так вот, Шанталь случайно наткнулась на него, наводя порядок в буфете, который не открывали несколько веков.
Примула постучала по своим часам с Микки-Маусом.
— Да-да, и мы искренне надеемся, Элли, что вы найдете эту микстуру полезной — как в свое время Анна Болейн[2] и незабвенный сэр Уолтер Рэйли,[3] прибегшие к этому средству в свой трудный час.
Гиацинта закрыла глаза.
— Короче говоря, судьбе было угодно, чтобы я нечаянно выронила клубок белой трехслойной пряжи, а Шанталь подняла его с пола.
— Шанталь всегда такая предупредительная, — чирикнула Примула.
— Шанталь — необычайно одаренная ясновидящая, — заявила Гиацинта.
— Милое дитя, — встряла Примула, — вы можете обвинить нас в чрезмерном увлечении сентиментальными романами, но мы с Гиацинтой своими глазами видели, как Шанталь застыла будто вкопанная с этим самым клубком в руках. Глаза ее превратились в самые настоящие омуты ужаса. Темные волосы упали на белое как полотно лицо. Пальцы судорожно вцепились в клубок шерсти. — Примула перевела дух. — А когда она наконец заговорила, голос ее, казалось, доносился из всех щелей комнаты, только не из ее одеревеневших губ. И сказала Шанталь, дорогая Элли… — Примула поправила подушку под моей головой, — …следующее: "Я вижу дом с множеством башенок, окруженный водой…"
— Ров в Мерлин-корте! Куда уж яснее! — вставила Гиацинта.
Хрупкие ладони ее сестры принялись теребить жемчуга, обвивавшие морщинистую шею, пока те не застучали как зубы. Голос Примулы превратился в призрачный шелест:
— "Сейчас я нахожусь в доме с башенками. Стены его красные. А красный цвет означает злобу. Воздух, которым я дышу, пропитан ревностью и страхом. Готовится взрыв, напряжение все нарастает… а потом — пуф! Огромные облачные массы прорвутся в кромешную черноту над крышей… И взрыв этот грозит уничтожить чаяния и мечты всех обитателей. Берегитесь черного облака!"
Примула умолкла. Тобиас проник в комнату, будто ходячее дурное знамение, повертел головой и бросился наутек. В зияющем дверном проеме возник Бен. Приложив руку ко лбу, он замер в оцепенении. Я медленно сползла с диванчика. Гиацинта тычком вернула меня на место. Ее атласная блузка отливала кроваво-красным. Интересно, эти милые сестрицы соображают, что они со мной творят? Руки мои инстинктивно устремились к животу, защищая младенца.
Тут Примулу снова понесло:
— Дыхание бедной Шанталь затрепетало, точно крылья выбившейся из сил птицы. "Дом этот окутан тенью… Адские муки… Беда в Северной башне… И начертано не на стене… Ручка, куда ужаснее меча… Миссис Хаскелл должна отыскать правду в самой себе".
Примула деловито ткнула мне под нос склянку с нюхательной солью.
— Моя милая Элли, голос Шанталь снизился до срывающегося шепота, что вынудило нас с Гиацинтой потянуться за теплыми шалями. Немудрено, что вы так потрясены. Мы-то управляем детективным агентством, а потому обязаны иметь стальные нервы.
Голова моя лично мне напоминала ружье, готовое вот-вот выстрелить.
— Мерлин-корт, конечно, замок с прошлым, однако сейчас здесь не наблюдается никаких волнений и бурь. — Я повысила голос: — Бен и Джонас порой меня раздражают, но мужчины ведь навсегда остаются мальчишками. Что же касается Доркас, так она вовсе не ревнива.
Мне вдруг почудилось, будто где-то вдалеке засвистел чайник, — оказалось, это Доркас, не совладав с волнением, дунула в свою свистульку. Вместе с Джонасом она присоединилась к Бену и теперь таращилась из дверного проема.
Тобиас, круживший подле диванчика, также не успокаивал нервы.
— Милочка, я совершенно уверена, — проворковала Примула, — что никто из нынешних обитателей замка не может быть источником опасности. Но, возможно, в один прекрасный день раздастся стук в дверь…
Моя левая нога конвульсивно подскочила и приземлилась аккурат на хвост Тобиаса. Он подпрыгнул на три фута ввысь, истошно мяуча и насылая на мою голову кошачьи проклятия.
— А что-нибудь еще Шанталь сказала? — слабо прошелестела я.
Гиацинта сурово покачала головой, и канарейки застрекотали как заведенные.
— Если бы мы попытались на нее давить, это привело бы только к тому, что она лишилась бы сил и не смогла бы прибраться в Лавандовой спальне. Весь вчерашний день мы с Примулой размышляли, как лучше поступить. Отошли ко сну мы рано, по-прежнему в тяжких сомнениях, а утром проснулись в полной ясности и спокойствии. Сели в наш старый добрый катафалк и вихрем примчались сюда, чтобы убедить вас как можно скорее покинуть эти места, прежде чем случится беда.
Я бы с радостью грохнулась в обморок — ежели была бы в состоянии.
— Уехать отсюда?! Великолепная идея! — Бен шагнул из дверного проема, до остолбенения напоминая оживший портрет. Пока мой милый шел к дивану, мне казалось, будто он топчется по моим мозгам. Дверь теперь была широко распахнута, а Джонас и Доркас исчезли. Неужто уже пакуют наверху вещички?
Якобы целуя меня в макушку, Бен прошептал:
— Проклятие цыганки с глазищами точно озера! Зловещие черные тучи! От всего этого меня так и подмывает вновь засесть за сочинение дешевых любовных романов. — Выпрямившись, он обменялся чинными рукопожатиями с сестрицами Трамвелл. — Как я рад видеть вас обеих! — Мой законный супруг опустился в одно из кресел эпохи королевы Анны, глаза его сияли будто краденые алмазы. — Простите за подслушивание, но разговоры о таинствах так завораживают! Я прямо-таки рукой-ногой не мог пошевелить.
Сестры Трамвелл воспитывались в те времена, когда мужчин прощали по определению, причем чаще всего — за прегрешения пикантного свойства. Примула залилась румянцем — в тон своей алой блузке. Гиацинта коснулась огненно-красным ногтем своего пучка на голове и возвестила: