Идут расстрелянные, с ними
я вижу Лебедя Максима,
спокойного и в час тревоги,
святого друга-побратима,
мы шли с ним по одной дороге
и вместе горюшка хлебнули…
Меня с ним разлучила пуля…
И все ж в Коммуну, что грядет,
со мною рядом он придет
по жизни, что ветрами дышит…
Я сердцем шаг его услышу.
Надежна поступь, прыть казачья…
Его (товарищи, я плачу…)
любил за запорожский нрав.
Максим! Я помню, как ты рвал
цветы в лугах… И Днепр, и волны…
И клуб Блакитного, и ты
шагаешь споро и спокойно
по жизни, полной суеты…
Обрушил враг твои мосты.
Стрельбицкий, ректор института
в далеком Харькове, давно…
Дни превращал мои в минуты,
распахивая мне окно
в мир звездный правды и науки.
Меня ты светлою рукой
вознес туда, где туч река
разбита чистыми лучами,
и солнце встало над ночами
и воссияло надо мной…
Была то партии рука.
С отцовской добротой и лаской
она меня издалека
ввела в храм знаний, словно в сказку…
Тебя замучили каты,—
огнем и пагубным металлом
крушили к жизни все мосты,
чтоб с нами ты не смог идти,
но душу — нет, не расстреляли.
Идешь с живыми вместе ты
к прекрасной цели, в день погожий,
на моего отца похожий.
Я помню, слез ты не скрывал,
когда тебе читал я строки
стихов своих… Уже сиял
над парком месяц, как ведерко,
а из него струилось вниз
с небес — по крыше — на карниз —
в листву и травы молоко…
«Молюсь… Сомненья далеко…» —
читал я Лермонтова юным…
О, как завидовал я струнам
души поэта, что могли
мне петь среди житейской мглы!
А с неба сыпалась пороша,
и серебро, и бирюза…
Но зависть к гению хорошей
была и чистой, как слеза.
Твоею музой вдохновлен
был Украины лирик нежный,
читал тебя весною он,
и в дождь осенний, в вечер снежный…
Познать живую душу — счастье.
Люби ее, как море трав…
Вот так Стрельбицкому я часто
младое сердце открывал.
И вновь… Озерский… Пилипенко…
Страдали вы от тех же рук,
что и Федькович, и Шевченко,
Иван Франко… На ниве мук
один влачили тяжкий плуг.
Один терзал вас враг проклятый,
залетный гость в родимой хате,
на золотой земле моей…
Но мы не сгинули, ей-ей!
Хотя и кружит черный ворон,
по белу свету бродит ворог
и хочет ночь вернуть опять
и дух бессмертный расстрелять…
…………………………
А сад шумит, а сад кипит!
И жизнь возносит наяву
знамена наши в синеву…
О нет! Бессмертье — не убить.
Мы, братья, вечно будем жить,
как Украины нашей мова.
И не страшусь я Воробьева,
хотя из сердца точит кровь
нам коллективный Воробьев
под марша бравурного звуки…
Но все ж его отсохнут руки…
Идет вселенский большевик…
Народ идей, мой бог бессмертный!..
И солнце правды не померкнет
над славою его сынов.
Болят их раны всенародно.
Нам не забыть вовек те годы,
ведь имя памяти — любовь.
Народ надежды всепланетной,
цветут вокруг твои сады.
В труде, в напряге пятилеток
едины — партия и ты.
Мы улетаем в край небесный.
Шинель снимаем, плуг берем.
Давайте, люди, будем честны:
Земля — один наш общий дом.
Я верю: таинства природы
мы сможем радостно познать.
Настанет день — Земли полетом
мы, люди, будем управлять.
Какие впереди дороги!
И люди, люди — словно боги.
Больных не станет на земле,
а старость взлетом в жизни будет…
Забудем о коварстве, зле,
Земля эдемом станет, люди!
О нет, не сказка это! Верь:
всечеловеческая сила
откроет прямо в вечность дверь.
И правда, правда — ее крылья,
и нет предела ей ни в чем…
Да будет так. Светил светлее
земная озарится твердь
добром… И правда одолеет
не только кривду, но и смерть!