…И наконец заголубеет органно:
— Радуйся, плоть моя!
Радуйся, друг!
…Спешит слиться с плотью
свободный дух!
Олекса Влызько
© Перевод А. Руденко
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
Холодный шторм
в холодной злобе,
обвалами —
холодный гуд…
Все море
в бешеном ознобе.
Летит девятый
изумруд…
Ударит
в берег,
разгорится…
Он — пьяный гений
трех секунд —
над скалами
поднимет бунт
и вдруг угаснет,
разлетится
в ничто,
в ничто…
Таков
и ты,
поэт
сердечной маеты!
ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ
Монолог
Огня! — Сверхчеловеческой любови!
Пусть в молодой груди вскипает кровь!
Беру тебя, беру, мой мир терновый,
В объятья солнечные!
Огневой
Могучей птицей облетаю ныне
Всю землю… И над людом простираю
Бескрайние крыла. — Придите все
Под их покров: коль не найдете рая,
Найдете пекло молодых объятий —
Всемирных, сильных… В них испепелятся
Жестокость, злоба… А инстинкт звериный,
Который скалится и жаждет крови,
В объятьях этих — тоже сгинет сразу,
Навеки сгинет — больше не воскреснет…
Как не воскреснет тот, кто упадет
В бездонный кратер, ненасытный кратер
Вулкана — запылавшего, как сердце!..
Огня! — Сверхчеловеческого буйства!
Любови пламенной! — Без слов, убитых
Губами евнухов… Губами тех,
Кто вместо сердца под шелками прячет
Вонючую отравленную яму
С могильными червями…
Так скрывали
Ублюдки рахитичные — потомки
Дегенератов с «голубою кровью»,
С гербами пышными, «красою рода»,—
Уродство язв
под золотом плащей!..
Огня! — Сверхчеловеческой любови!
Живое — сильным, мертвечину — сгнившим…
Любови буйной, солнечной (огня!),
Такой любови я желаю ныне,
Чтоб — сразу все живое охватила…
Чтоб только солнцем, только солнцем жить!
И добывать горячим потом счастье
Для сыновей и внуков… Для потомков
Далеких!..
Эй, огня, огня, — любови!
Пусть в молодой груди вскипает кровь!
Беру тебя, беру,
о мир терновый,
В объятья светлые! — В любовь мою
тебя кидаю, как в огонь пречистый:
Сияй! И очи всем несчастным исцели…
И ослепи того, кто выбрал темень —
Кто в яме прячется!..
Любови и огня!!!
БАЛЛАДА О «ЛЕТУЧЕМ ГОЛЛАНДЦЕ»
Тяжко
идет
броненосец
в рейс.
Все дальше земля —
старый кабак…
На мостике
капитан.
На губах
тринадцать чертей…
У глаз его —
цейс.
В раздумье
морщится
хмурый лоб…
На траверзе
солнце
и синий чад.
Жерла орудий,
как жабы, глядят —
каждое в небо
вздымает зоб.
Жмурки безбрежья…
Клокочет даль.
По палубе —
дождика
теплый крап…
Звенят якоря.
На бакборте трап
тихо
и холодно
скрежещет о сталь…
Во мгле — океан
умолк и обмяк…
Внезапно — приказ:
— Повернуть!
— Вест! —
На траверзе
мачта
воздела крест,
на мачте
виснет
кровавый флаг…
Остер,
как кортик,
курса пунктир…
И рвет
смешок на губах
лейтенант.
На том корабле,
на остатках вант,
развешаны трупы…
— Как холодно!..
— Бррр!..
Все ближе
корабль…
Все страшнее…
И смрад
уже броненосцу
наперерез
несет
налетевший
легонький бриз…
— Повернуть!..
— Назад!..
Ушли далеко…
А по спинам —
мороз…
Как только
на палубу
сумрак
упал,
на баке
товарищу
рассказал
о «Летучем голландце»
рябой матрос…
На волны
дышал
ветра шалого мех…
Схватившись
за черный, холодный борт,
стоял капитан,
вдруг — рванулся, как черт,
и в спазмах
сквозь зубы
выцедил смех:
— «Летучий голландец»?!
— Ха-ха-ха!
— Ведь то — коммунаров
расстрелянный бриг!..—
Но тут пошатнулся…
И хохот —
вмиг
назад затолкал
в свои потроха…
В раздумье
морщится
хмурый лоб…
На траверзе
злато
и синий чад.
Орудия жабами
в небо глядят —
вздымает
каждое
скользкий зоб.
Жмурки безбрежья…
Клокочет даль.
По палубе —
дождика
легкий крап…
Звенят якоря.
На бакборте трап
холодно,
жутко
скрежещет о сталь.
БАЛЛАДА СЕНТИМЕНТАЛЬНОЙ УЛЫБКИ
Меж сердцем
и разумом
снова разлад:
я грустный итог подвожу…
Над пульсом,
над ритмом
английских баллад
в потемках вечерних
дрожу.