«Разит мышами, прахом, что-то мглится…»
Разит мышами, прахом, что-то мглится
В ободранных стенах… А дни бегут —
И рушится дворец. Пора учиться,
Как снова строить!
Из окна на пруд
Роскошный вид… Представь: какие стены
Тут, может, из бетона возведут,
Какие это будут перемены;
Тогда сова покинет свой закут —
Пыль чердака…
Все станет чисто, бело…
Картины дорогие на стенах.
Драпри… И все, что так осточертело.
Мышатина и прах…
ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ… ИЛЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ…
Есть генералы?
Будет война.
Веселей, веселей, солдаты!
Родина — выше всего она!
Так иди за нее умирать ты!
А весна идет… А земля — в цвету…
Соловей…
соловей…
щелк!
Ой, покинуть дивчину и эту, и ту,
Да и многих еще!
Тридцать лет прошло без войны как-никак…
…Время лечь по-геройски мертвым!
Генералы кумекают. Так и так.
Тридцать третий… иль тридцать четвертый?
Ах, живи, доживай! Не тужи, родной!
Уцелеть — нет мечты коварней!
Тебя подвиг ждет на земле чужой —
Где под Рейном, а где на Марне!
Лейтенант молодой… офицерик наш!
Пулемет — перетак-так-так…
…Ой, расти, расти, потом трупом шмяк,
Джимми-Джон-Вилли-Фриц-Жан-Жак!
Может, вырвет и ногу… иль сердце… Зато
Дадут орден тебе после боя!
…Неизвестный солдат! Имя свято твое!
— Господь с тобою!
…А весна вот-вот! А земля — как мак!
…Время пасть по-геройски мертвым?
Генералы все понимают. Итак,
Тридцать третий иль тридцать четвертый?
«Суди меня судом своим суровым…»
Суди меня судом своим суровым,
Сочасник… Непредвзятые потомки
Простят мне колебанья и ошибки,
Грусть позднюю и радость раньше срока,—
К ним искренность моя да обратится.
ГАЛИЛЕЙ
От ликующих, праздно болтающих,
Обагряющих руки в крови
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви.
Марусе Юрковий посвящаю
Стал тяжелым знакомый, привычный путь,
Но земля не устала, носит…
И дожди идут. На душе муть.
Осень.
Башмаки прохудились. Бреду. А вокруг
Рестораны, кафе, витрины…
И так почему-то спокойно вдруг,—
Умереть или жить — все едино.
Эта осень!
Всегда она только так:
Сдавит сердце, сожжет в огарок —
И дни —
Словно серый тифозный барак,
А за окнами пятна галок.
Эй, спокойные, мудрые! Всякие!
Вы!
Те, чьи челюсти словно клещи!
Вот я, тихонький, тихонький. Тише травы.
Так легче.
Ни к чему такая вот галиматья
Тому, у кого не расшатаны нервы!
Ну, а я, обедающий раз в три дня,
Не могу иначе, наверно.
Обыватель я, что ли? Вся боль моя —
Без ватина пальто: озноб — нет спасу…
Или врезались в память мою те края,
Где закон — умирать не по разу?
Что могу я сказать о себе еще?
(Пусть играют в искренность дети!)
Разве что под серым вечерним дождем
Выть и выть на углу где-то?
Выть, как волк на луну, как голодный волк,
Грозный пращур собаки!
Не замолк,
Не замолк,
Не замолк
Голос воспоминаний всяких!
Сквозь былое, и книги, и сны наяву,
Сквозь грядущие дни и ночи —
Ау-у! —
слышу вой волчий.
Выть, как черный дикарь неизвестно где —
Равнодушной природе в уши…
Ах, дикарь этот в сердце моем, на дне —
И я чувствую дикий ужас!
Выть, как выли в былом и мои деды,—
Пеньем вой этот называли,
Когда песен чужих следы
Красным пивом сплошь заливали.
Эй!
Но тихонький, тихонький я…
Потихоньку мне выть на свете —
В уши скучных, глухих киевлян
Под осенний, холодный ветер…
И такой я несчастный весь…
И мне так одиноко ныне…
И Тычина, и Рыльский, и еще Олесь…
Никого, пустыня…
Ну кому расскажу я о боли своей?
Все готовы внимать, а на деле
Все мечтают — восемь воскресных дней
Заиметь на одной неделе!
Да и толку от слов!
Лучше б мир онемел:
Миллиард девяносто четыре речи!
Главное — заработал и съел,
Да чтобы здоровье покрепче!
Ну, на черта, всунув себя в пальто,
С непокрытою головою
В гущу старых шлюх и новых авто,
На углу бессмысленно вою:
— Да исполнится, время, воля твоя
На земле и в сердцах людей!
Кто я? Что я? Букашка я
На руке равнодушной твоей…
Ой, упали да выпали красные росы
На притихшее вдруг жнивье…
Ой, народ мой!
Темный и грозный!
Да святится имя твое!
Пусть цветут, обновившись, поля
Пышным цветом, новою славою!
Эй ты, мука святая моя,
Время кровавое!
Убиенным сынам твоим всем
И тем,
Что убиты будут не в битве,
Чтоб воскреснуть в бессмертном мифе,
Всем им,
Мученикам святым,
— Осанна!