CREDO
Гнев и слезы душат лиру,
Не продастся лира, нет!..
— Не твори себе кумира,—
Мой излюбленный завет.
Звук люблю, летящий к небу,
Вдохновенную красу.
Богатеям на потребу
Я души не понесу.
Я люблю свои страданья
И страданья тех людей,
Что несут без колебанья
Стяг страдальческих идей.
Братом света, братом солнца
Хоть на миг хочу я быть.
В небе звонами червонца
Жара солнца не купить.
Все мое, сколь хватит взору,
Свет сияющих высот,
И лазурному простору
Гимны дух живой поет.
И звенит, и плачет лира.
Я иду за Рубикон.
— Не твори себе кумира,—
Мой излюбленный закон.
«Не любовниц чернооких…»
Не любовниц чернооких,
Зажигательниц сердец,
Я певец степей широких,
Края вольного певец.
Тот, кто волю променяет
На богатство и почет,
Пусть царевну обнимает,
Все же счастье не найдет.
Тот, кто край родной забудет,
Про того заметят вслед:
— Нищим старцем всюду будет,
В нем живого сердца нет.
Тот, чей край могучий, дружный,
А не гибнущий в борьбе —
Пусть пребудет равнодушный
И живет сам по себе.
Кто ж молчит, а край в неволе
Горе горькое гнетет —
Тот трава дурная в поле
Иль паршивый в стаде скот.
ЛЕДОЛОМ
С гулом, с громом,
Вдаль несомом,
С ледоломом
Старый Днепр забурлил,
Кору зимнюю пробил!
Льдину льдиной
Бьет стремниной,
И ледовой мешаниной
Кружит, крошит!.. Днепр ревет, —
Так он борется, живет.
Воды гонит…
Тонет, тонет
Царство сонное — весна!
У кого же мы в полоне,
У какого злого сна?
К Т. Г. ШЕВЧЕНКО
(В день 100-летней годовщины)
Вышней милостию стало
Не таким уж черным зло,
И меж тернами немало
Белых лилий расцвело.
Чисто поле ты засеял
Среди горестей лихих,
Ветер буйный не развеял
Этих зерен дорогих,
Еще мчатся ураганы,
Еще в поле свищет гнев,
Чуть виднеясь сквозь туманы,
Лучший день встает, зардев.
Знай, Кобзарь, что в поле этом
От межи и до межи,
На раздолие воспетом,
Не найти детей чужих.
Пусть бушуют ураганы,
Пусть над полем свищет гнев,
Щедрой жатвой без обмана
Одарит нас твой посев!
Василь Чумак
© Перевод Ю. Гусинский
МАЙ
В путь. Молчать. Зачем дорога? На опушке. В балке тесной.
Слушать, как бормочет пьяно захмелевший лес привет.
Захмелеть — и не словами, а улыбкой или жестом
говорить про зелень эту, без границы и без края…
А расцвет?!
Песня тонет,
тонет в шелесте и листьях…
Убеждать кого-то пылко, безнадежно и цветисто
и кого-то убедить. То есть: птицею подняться,
звонкой птицею летая — закружить, заворожить:
неужели с тесной хатой вы довольны только знаться?
Можно краше и свободней
жить!
А потом: все тише — тише…
И замолкнуть снова: нет!
Только шелест. Только листья. И расцвет.
«Жажду я — утро на поле встречая…»
Жажду я — утро на поле встречая —
жемчуг молитвы
крестовым
снова венком повить.
Жажду я — с первым лучом рассвета —
в бокалы с ветром
шума и ропота
волнами влить.
Жажду смешать — под лучами заката —
жемчуг и ветер,
чтоб полем росистым
долго бродить. И пить. И пить.
«Столько счастья, что боюсь я. Заласкает, как русалка…»
Столько счастья, что боюсь я. Заласкает, как русалка.
Шелковистыми лучами спеленает, обовьет.
В плен возьмет. И зацелует пылко, жарко, жадно. Жалко:
страсть мою — хмельную брагу — всю до капли изопьет.
Только миг. Осколок мига — вспышка молнии мятежной.
А исчезнет — и как будто недоступным станет мне.
Пусть вернется! Пусть истратит. Пусть целует пылко, нежно.
…Луч серебряный холодный усмехается в окне.
«Люблю. Лелею. Обовью…»
Люблю. Лелею. Обовью
ее — прозрачную медово,
свою весну, и молча снова
в венцы ромашек перелью
весну свою;
и звонко будем пить, ловить
отраву жадно — лепестками,
и опьянеем, и в крови
умрем осенними листками —
за миг любви.
«Кто так тихо пришел — незнакомый…»
Кто так тихо пришел — незнакомый,
весь покрытый дымкой истомы,—
коль округа молчала
ночами?
Зашептали просторы приветы,
и шептала — всю ночь до рассвета
очарована ветром
ветка.