На звон не шли — ползли самозабвенно
уроды и рабы, князья и короли;
и сладкой раной, стигмою на венах
алел собор средь нищенской земли.
Ползли на паперть, милости просили
тела без рук и руки, что без тел,
и глаз слепца горячечно блестел,
и, разрывая рты, немые голосили.
И тощею стрелой взмывал над всем простором,
как сноп голодных рук на скудной целине,
торжественный корабль собора
в бредовом фанатичном сне.
Шли хмурой вереницей годы злые,
но был всегда пронзительно багров
огонь готических костров
и отблеск их на косах Жакерии,
затем, что — доброхот и ненавистник,
проклятьям и мольбам народным в унисон
звучал собор и цвел готический трилистник,
он был цветок, и крест, и псалм он был, и сон.
2
ВОРОТА
В игре безбожной,
в жажде нестерпимой,
тряся браслеты, свитые дугой,
морщиной бицепс властно выгнулся тугой,
границы бездны обхватив необозримой.
И, словно кубок тронув тучи,
аркаду он вознес ворот,
земной и многогрешный вход,
как будто перстень на руке могучей.
И творческий свой дар,
неперезрелый, сочный,
зельем на камень положил вразброс,
как груди дев, сжигающе порочных
в причудливых извивах грез.
Так щедро кинул гроздь плодов,
как некогда кидал на ложе куртизанку,
познавшую томленье и любовь,
и сытый сон,
и жажду спозаранку.
В листве цветок, горящий, словно око
подругой распаленного самца,
из тех веков,
когда в сердца
свой пыл вливал похотливый барокко,
огонь времен минувших лабиринта,
в один соединивший сад
цветенье украинских врат
и древние аканты из Коринфа.
Но тот акант — не лавр
на лбу земного бога,
и щедрых тех ворот никто не придержал,
чтоб пленных пропустить
поверженных держав,
сквозь эти ворота еще не шла дорога.
То были ворота жестокости, неволи,
они вели в минувшее, назад,
в том веке по степи златые колокольни
хвастливо воздвигал тщеславный гетманат.
В том веке
из церквей венец
на степь во имя благолепья
надменно возложил Мазепа,
поэт,
и гетман,
и купец;
в том веке, столь давно минувшем,
все проиграв, постиг пути назад
Мазепы белый конь, Пегас сей без конюшни,
бесхвостый Буцефал пришельцев-гетманят.
Гоните прочь его, коня времен чужих,
ломайте копья проржавевшие Мазепы!
Все глуше звоны,
звоны из-под склепа,
ведь сердце наше больше, чем у них!
3
ДОМ
Как радуга, родившаяся в кузне,
над домом плечи выгнул виадук,
но толпами еще по кругу ходит звук,
в столбы гремящие выстраиваясь грузно.
Столбы гремящие. Конструкций и систем
подъемы, спуски… Сталь скрипит в домкрате.
Кипит среди встающих стен
горячий по-бунтарски кратер.
Вгрызается наш труд в степной ковер из трав,
как смерч, что вниз поставлен головою.
Трясет равниною и двигает горою,
страницами слои земли перелистав.
Все движется, хоть путь здесь крут,
тут буйствует один лишь труд.
Упруги мышцы,
шаг упруг;
и эхо
грохает
вокруг.
Шумы и голоса звучат,
прокатываясь в танце,
и, отвечая им, рычат
басы электростанций,
где из моторов щедро, впрок
к столбам электролиний
бежит, закручиваясь, ток
токарной стружкой синей.
Наполнив светом стекла ламп,
он вьет свою спираль
от просек вдаль
и вдаль от дамб,
спеша из дали
вдаль,
где хаос ям песчаных желт,
где слабый след межи,
где на прямой, упрямый болт
навинчиваем этажи.
Мощь скованных электрогроз…
Гнев проволочной силы…
И лопнет вдруг крученый трос,
как лопаются жилы.
Прядет из снега провода
взбесившаяся вьюга;
величественного труда
кружится центрифуга.
Все злей вращение ее,
ничто ей не помеха,
и мчится вдаль по колее,
как вагонетка, эхо.
Вскопали степь, буравят вглубь
и там, в массивах рваных,
закладывают дула труб
и жерла котлованов.
Клыками черными зубил
терзают слитки рудных жил,
фундамент встал стеной бетонной,
озоном пахнет металлическая пыль,
и тяжко катятся аккорды сил,
тел мускулистых и строительных
стропил —
клавиатуры этой многотонной.
Железо бьют, гнут золотую медь
людские руки, строящие зданья.
Вовсю греметь,
над старою землей греметь,
как маршу нашему на все столетья впредь,
высокой музыке труда и созиданья.
Стенает степь,
страна в гремящем пенье,
в предельном напряжении — все в пене
турбины станций, созданных навек,
и новый день уже берет разбег,
уже к нему проложена дорога,
ведь каждый день — как штурм боевой,
как бурный марш энергии живой,
и клич фанфар,
и натиск,
и тревога.