Ныне были уста,
Словно пташка не та,
Не зазывны уже, не игривы,
Как упорно молчат,
Будто кару терпят,
Что в былом были так неправдивы.
Ныне вид твой угрюм,
Навевал столько дум
Все про то, чему нет власти сбыться…
Беспощадный укор
Твой метнул в меня взор,
Прокричал: «Как же смог ты забыть все?!»
Не забыл я тебя,
Хоть молил забытья,
Но забыть тебя не было силы,
Лишь неласковый час
Цветы
С сердца обтряс:
Их судьба по дорогам своим уносила…
ВАСИЛЮ СТЕФАНИКУ
Ты, хлопец, плуг сжимай,
Твори зерну задел.
Пусть жито, как Дунай,
Покроет твой надел!
Пусть жито, как Дунай,
Пшеница в колосках
Прольются на весь край,
Как хлебная река.
Ты не гляди на то,
Что нивоньки твоей
Льняное полотно
И шире, и длинней.
Хоть как ты моря грудь
Веслом ни борозди,
Каким ни мудрым будь,
Не рассечешь воды!
Едва на миг один
В воде оставишь след,
Волна красой седин
Мелькнет — и следа нет.
Он вглубь уйдет, дружок.
Земля необозримо —
На запад, на восток —
Цела и неделима.
Земля в любых краях,
Как море, как вода:
Ты дал ей кровь и пот —
Твоя будет всегда!
«Не вспоминай мне то мгновенье…»
Не вспоминай мне то мгновенье —
Вернуть его нет сил и права!
В бессилье множатся мученья,
В несчастье счастья зов — отрава,
В темнице солнца луч — меч ясный,
Страшнее узнику расправа,
Как волю вспомнит он, несчастный.
«Черемош, мой милый брат…»
Черемош, мой милый брат,
На твои пучины
Я пускаю, словно плот,
Тяжкий сплав — кручину.
Гей, тяжка, тяжка она —
Легче не проси! —
Где бездонна глубина,
Где подводная скала,
Там ее неси!
«Кадильниц дым едва струится…»
Кадильниц дым едва струится,
Уходит в облачные своды.
В монастыре уж хор приутомился,
Умолк. Какая-то черница
Под образом, как тень ночная, бродит.
Совсем одна посреди стен святыни,
Не молится. В иконе топит взор.
А на иконе — царство светлой сини,
И матерь божья наклонилась к сыну,
Вдали видна гряда покрытых снегом гор.
А на иконе — небо, солнце светит,
И мотыльки мелькают над цветами,
В поспевшей ржи кузнечик прыгнуть в солнце метит,
И матерь божья, как все матери на свете,
К дитю святому прикасается устами.
Оно ж такое маленькое — а смеется!
И ручки тянет к маме шаловливо…
Посреди белых стен стоит черница,
В икону вглядывается — ей что-то снится —
Где? И когда то было?
«Соловью мила калина…»
Соловью мила калина.
Птах, не пой!
Не моя ты, о дивчина!
Я не твой.
Ой, дивчина, черна доля.
Птица, пой!
Чрез широко дико поле
Брел покой.
Брел покой тупой, безмолвный
Сам с собой,
Голосов был разных полный,
А немой.
Он берет меня с собою
Под полу
И ведет меня по полю
В ночь и тьму.
И ведет в глуху долину
Без конца…
Я не твой, а ты, дивчина,
Не моя.
………………………
Соловью мила калина.
Пой, птах, пой!
Видно, сгину я, дивчина,
С той мечтой.
«Пришло, что должно было быть!..»
Пришло, что должно было быть!
Еще на свадьбе хмель шумит
В твоем доме,
А ты была б уж рада знать,
Где станешь ты меня встречать
Лишь как знакомая.
Видишь ту лазурь над нами?
Там миры есть за мирами,
Солнца, месяцы и зори.
Там мы встретимся навеки,
Как встречаются все реки
В синем море.
«Море синее, скажи мне…»
Море синее, скажи мне,
Где берешь очарованье,
Что смотреть на тебя, море,
Можно вечно день и ночь?
«Хочешь знать, — сказало море,—
Посмотри на мои волны,
Как они все мчатся, мчатся,
Мол, минуты, дни, лета.
Ты вглядись перед собою,
Где лазурь целует плёсы —
Так целуются от века
Лишь действительность с мечтой.
А опустишь взор ты книзу,
Сквозь плавучих волн опалы,
То подумай: сколько в мире
Есть и будет вечных тайн!
Я дарю тебе понятье
Бесконечности и бездны —
Вот с чего в меня ты вечно,
Словно в зеркало, глядишь».
«Загляделся я на море…»
Загляделся я на море
И на небо голубое,
И на те, что так далёки,
Словно тучи, берега,
Загляделся — и не знаю,
То ли волны бьют о берег,
То ли в небе мчатся тучи.
Иль плывут мои мечты?
«Над волнами и над морем…»
Над волнами и над морем
Понесу свое я горе,
Может, утоплю, может, загублю,
Может, долю приголублю,
Кто знает?
Ой, минуют даром ле́та,
Зря я обошел полсвета,
Не утратил там я горя,
Доли не нашел за морем —
Ее нет!
«Видишь, брат мой…»
Видишь, брат мой,
Верный друг,
Отлетают серым клином
Журавли на юг.