Вдруг увидал тебя — ты поправляла шаль,
Твой смелый взгляд блеснул под чернотой бровей…
О, боже! Пусть ее хоть прослезит мороз!
«ТРАВИАТА»
Сон безголосый, онемелый,
Вошел в поношенной рубахе
И тенью серой в тихом страхе
Метался в запахе камелий.
Свет падал на девичьи щеки,
Болезненным румянцем тая.
Мечты дрожали, повторяя,
Печальный бой часов жестоких.
С кроватью рядом в белом платье
Присела смерть в игривой позе,
На гребне весело играя.
Все о любви и все о счастье —
О том венке, что на морозе
Из душ людских сплетен для рая.
НОКТЮРН G-MOLL
Эх, закутаться б в дым из крестьянской трубы,
Одурманиться запахом руты, шалфея…
Сад вишневый, ольхи серебро у избы —
Мне бы слушать их шепот, хмелея.
Думы шли бы, как сумерки с буйных полей,—
Чтоб, прильнув к ним, стать звуками сытым.
Эх, воспрянуть бы памятью радостных дней,
Тех, что сердцем еще не забыты.
ПРЕЛЮДИЯ DES-DUR
Я вижу в снах село весною:
Сады в цвету, черемух белый пух,
Кудряшки верб над тихою водою
И, смежив веки, в волнах спящий луг.
Уже пастух пригнал в деревню стадо.
Закатный луч сгорел средь облаков.
Родной покой — звенящая отрада —
И синий дым над крышами домов.
Все мнится — ты бежишь ко мне тропинкой
По зеленям пшеницы, ячменя
И ветерком певучим тянешь руки.
В душе воспоминания. Тростинкой
Качнулась боль — и обожгли меня
Старинной дудки плачущие звуки.
Михайло Рудницкий
© Перевод Г. Некрасов
ОСЕННЕЕ
В долину бойкой пряжей дождь течет
С куделей уходящих туч.
Но вот закатный солнца луч
К вечерне звоном пригласил приход.
Свежее стал на взгорке темный бор,
И воздух, как стекло, лучист,
И шум ветвей, и птичий свист —
Сливалось все в единый дружный хор.
Окутал сон умытые поля,
Погас багряный свет небес,
И ветер отдыхать залез
В стога, покой с вечерней мглой деля.
В заботах спорых небо, супя бровь,
Смотрело на осенний дол.
Народ с надеждою с молебна шел,
Топча устало падших листьев кровь.
ЗИМНИЙ СОНЕТ
Вы любите зиму, я — знойный день.
О холодах стихи писать я не могу.
Меня не радуют: лежащий дол в снегу,
и неба решето, и туч плывущих тень.
Когда вокруг, сверкая как эмаль,
слепит жестокой стужей белизна меня,
я лишь сомкну глаза и вижу зеленя,
простор и стежку, убегающую вдаль.
И греет сердце мысль: не вечны холода,
что солнце щедрое продлит мои года.
И молодость, и жизнь прославлю я не раз.
А может, глупо ждать весны погожих дней?
Я, видно, позабыл — не вечна жизнь у нас.
Об этом же кричат сединки все сильней.
НА ПЛЯЖЕ
Забывшись в полусне, слегка прикрыл глаза —
и сразу всполох искр — горячий сладкий свет.
Лишь бьются две волны, бунтуя и грозя,—
рождает солнце в них слепящий, яркий цвет.
Смотрю на их игру и слышу голос твой.
Мне вязкая печаль сжимает грудь свинцом,
и думы — лодки след за быстрою кормой,
и небо, и вода — лежат с одним лицом.
Меж нами горизонт — летящая стрела.
И небо, и вода — завидую я им!
Меня целует солнце. Щедрость обожгла…
А мне б у ног твоих лежать песком морским.
Иль птицею взлететь в простор голубизны,
тебя, кружа, согреть своей души теплом,
рассыпаться песком, стать огоньком блесны —
но лишь бы ты могла вновь вспомнить о былом.
ЖДУТ ПЕРЕД ДОМОМ
Ждут перед домом кони.
И вот последний раз
Сбегаю по стежке в сад.
Прощальный луч угас
На небосклоне.
Спешу, спешу сейчас,
Дедуля, к вам!
Как я безмерно рад,
Как рад,
Что иду сам!
И вот последний раз
Позволила судьба
На наши тропинки
Взглянуть.
Листвой мельтешели осинки —
То солнце, то сумрака муть —
Когда утро, зарей горя,
Помогало искать тебя
По тихому следу —
Зря.
Иду уже. Скоро уеду!
Нынче последний раз
Прощаю сладким мечтам —
Тебя здесь недостает…
Даль зовет сейчас.
Ты была повсюду —
Теперь тебя нет там…
И больше уже не будет.
Нет и утрат…
Конь землю копытом рвет.
Укутанный в полумрак сад
Усмехается в лунном пруду.
Я иду, иду, иду!
ТЕБЕ ЛИШЬ ОДНОЙ
Тебе лишь одной свое сердце открою,
где спрятаны мысли мои и терзанья.
Должна ты понять, что живу я тобою,
и холод гранита — не скроет молчанья.
Твой взгляд лишь — я верю — узрит мои думы,
что прячу в словах я, как в листьях крапивы,
они для сторонних — смешны и угрюмы,
одеждой бродяги прикрыты игриво.
Твои лишь слова разметают обиду —
чужие уста бы зажечь твоим счастьем.
Но немы они, безразличные с виду,
проходят без робкой надежды участья.
Тебе не обман я открою, а чудо,
в которое верю — все в жизни бывает:
когда разбираю я тайн своих груду,
то кровь, холодея, вином опьяняет.