Мохнатый, косматый, патластый,
курлапый, да нескладный, да колченогий,
клешнеподобные убрал под себя ноги,
бельмом отдыхая на солнечных латках.
Чумаз, космогруд, мух облеплен назойливым сонмом
Прогнившие щеки, трухлявые зубы.
Как мир наш устроен разумно! —
равны мы под солнцем.
К МУЗЕ
1
Зачем явилась ты нежданно,
стучась в мое окно?
Зачем так сердце бьется странно
и дума — заодно?
Зачем явилась ты нежданно
и засияла радугой в окне?
Зачем так сердце неустанно
ты будишь в беспросветном дне?
2
Тысяча вопросов падает на наши уста,
тысяча путей накрест ложится нам под ноги,
тысяча денниц свои дарует нам дороги,
тысяча огней пылает, — дальше темень пуста.
и не ведаем, как повстречаем дни, что грядут,
моряки-слепцы на корабельной мачте мира.
Муза, изгнанная из действительности мига,
как отыщешь средь путей мильена утренний путь?
3
Я не сумею, я не в силах, я не в силах
для музы
отделывать куплеты, как алмазы,
средь скверны, и заразы,
и безобразий.
Я только знаю: в этой пьесе некрасивой
вот-вот, быть может, даже ныне
увижу вдруг тебя в народа дивном
чине.
4
Зачем явилась ты нежданно,
стучась в мое окно?
Зачем так сердце бьется странно
и дума — заодно?
Зачем явилась ты нежданно,
стучась в мое окно?
Зачем так сердце бьется странно?
А может, что-то зрит оно…
СТИХОТВОРЕНИЕ О СТИХАХ
В ладони урони чело,
в ладони урони чело.
В вазах строф цветут букеты слов изначальных.
В глаза луны смотреть ты будешь сквозь стекло печали.
Туман обнимет ночи зной,
туман, что сеется золой.
Вот месяц сел уже,
расплывшись
в воде кругами весь.
И в листья голубые слов оденется раздумий ветвь,
глаза прикроешь тишиною, как руками, — и в душе
услышишь песнь,
стихи услышишь.
Не те, что источают альбомные духи,—
услышишь
лишь черенками мыслей
привитые в сердцах людских стихи.
АВТОПОРТРЕТ
«Я все еще дитя, ношу в кармане солнце».
……………………………………………
«Я — влюбленный в эту жизнь язычник».
Весна и ветер средь высоких
верхушек, сизых и червонных.
О, вечно юная обычность
пьянит бездонностью мгновенья!
Я, жизнь свою продавший солнцу
за сто безумия червонцев,—
всегда восторженный язычник,
поэт весеннего похмелья.
ТРИ ПЕРСТНЯ
Зегзицей скрипка на стене,
кувшин червонный, ларь цветистый.
В той скрипке — творческих огней
сиянье в росах серебристых.
В ларе цветистом — корень песни,
хмельное зелье, воск и зерна
да камни ясные трех перстней
на самом дне легли узором.
В кувшине том — напиток мятный
и капли явора — глазурью.
Струна моя, звони набатно
любви и вешнему безумству.
Витает крыша в вышине,
кружит кувшин, ларь напевает.
И солнце — птицею в огне,
и утро на заборных сваях…
ЭЛЕГИЯ О ПЕВУЧИХ ДВЕРЯХ
Певуньи-двери, белый явор
и старый, расписной порог.
Так и несу из детской яви
начало всех моих дорог,
так память детства сохранила
уже поблекшие холсты
и так бедны охват и сила
той песни, что играешь ты,
что простодушием волнует,
но без нечаянной слезы
пейзажи прошлого рисует.
И хочется вернуть азы —
мальчишек радости и бури.
Быстрей струится в жилах кровь,
и счастье светится из хмури,
и пальцы дружатся с пером.
На ки́черах[24] седые травы,
червонный камушек в руке.
И ночь, как смоль, и день чернявый,
как цыган в поле налегке.
Ликуя, пылкие потоки,
как парни на призыв девчат,
летят к долинам недалеким,
что в космах измороси спят,
и курится цветочный запах,
как дым из трубок в небеса.
Трепещут ели в ветра лапах,
почти беззвучно голосят,
стекают в землю капли шума
смолою из горячих пней.
Повитый в зелень и раздумья,
бредет олень на звон ключей.
До срока солнце спит в колодце
на мохом выложенном дне,
затем оно кустом пробьется,
чтоб возвестить о новом дне.
Поет дубрава сном кудлатым,
прадавним шумом понесло.
На склоне пестрою заплатой
к горе приметано село.
Корчма — что куст, родящий звезды,
мигает свечами в ночи.
Сивухою пропитан воздух,
скрежещут ржавые ключи.
Смычок азартный рвут цыганы,
раскатистый несется бас.
Музы́ки гром, и голос пьяный,
и струн хмельных распутный глас.
Все десять пальцев нежат флейту,
в экстазе дерево горит.
Из бубна, как из жбана, хлещут
вселенский гром, последний крик.
Пылает скрипка, тихнет, вянет,
и сердце бубна бьется пьяно.
И об опришках[25] в сотый раз
рассказывает в песне бас:
святая пуля, злак незнамый,
литая сбруя, злая борть,
лихая ночь и смерть в бальзамах,
что их влюбленным варит черт.
А месяц, что певец-мечтатель,
взирает на земное дно.
И в гопаке взвивает платья
дивчина, как веретено.