— Это плохо. — Лёка почесала за ухом. Фамилии она, конечно, слышала. Этих двоих знал весь город.
— Сынок одного из них сегодня давал здесь банкет, — сказала Марта, выпрямляясь. — В его сон мы и проникали.
— А вы…?
— Мой отец работал на них, а потом пропал. Ещё в девяносто втором, — жёстко сказала Марта. — Когда попытался просто уйти. Тело так и не нашли.
— Так может, он жив?
Марта только отмахнулась.
— Э… Я так и не поняла. Кто такая эта Аш..? — Лёка переводила взгляд с рыжего на его подруг.
— Ашназава? — подсказала Ламзурь, поворачивая в руке мандалу из перекрещенных палочек и разноцветных нитей. — Это сущность смерти и возрождения. Её культ почти исчез, остался только в праздниках вроде Чипамаде. Это «день засыпающего солнца», отмечается на осеннее равноденствие. В этом году, говорят, будет большой карнавал.
— А что это у вас? — Лёка кивнула на мандалу.
— Это для сёмве — похода по чужим снам. Палочки перекрестия — прямые проходы. Нити — лабиринт.
— Вроде ловца снов?
— Или Божье око, как тебе больше нравится. — Ламзурь передала мандалу Лёке. — Повесь дома у двери, чтобы плохое не входило, а хорошее не уходило. Бери, он не опасный.
— У вас голова горела, — вдруг выдала Лёка, вспомнив пламя вместо волос Квиле.
— Вот так? — изогнула бровь Яна. Голова рыжего вспыхнула, как костёр.
— Так, я просила здесь ничего не поджигать! — воскликнула Марта.
— Ладно-ладно. — Квиле провёл руками по волосам, и они снова стали просто рыжими. — Меня на самом деле зовут Прятолон. Но можешь звать нас Квиле, Яна и Лариса.
— А ноги? — выдавила Лёка, вжавшись в спинку стула после фокуса с огнём.
— А вот это самое сложное, — закивала Яна. — Волосы скрывать легко, а про его стопы я всё время забываю. На них даже ботинки не налезают.
Лёка наморщила лоб, пытаясь припомнить сложные имена. Рыжий закатил глаза, потом указал на себя:
— Квиле. Кви-ле. Это как Филипп. Так звали отца Марты. Яну ты, к счастью, запомнила. А это — Лариса. Ничего сложного.
Лёка кивнула. Наконец-то кто-то снова произнёс псевдоним носатой ведьмы снов, настоящее имя которой всё равно вылетело из памяти.
Яна положила ладони на стол и подалась вперёд:
— А теперь перейдём ко второму важному вопросу. Почему отвар на тебя не подействовал? Как тебя не выбросило из сна?
— Отвар, допустим, подействовал, просто нестандартно, — почесала длинный нос Лариса. — Вместо того чтобы уснуть, она стала нас понимать.
— А как она связана с нашим делом? — спросила Яна, и все разом посмотрели на Лёку.
— Э… я думаю, что никак, — развела руками Лёка и случайно задела чашку Яны. Та опрокинулась и покатилась по столу, оставляя за собой коричнево-кофейные лужицы. Хорошо, что скатерть уже сняли. — Я всё уберу.
Лёка сбегала за тряпкой и стала вытирать пролитый кофе. Увидев, что одна из лужиц приняла форму человеческой головы, усмехнулась.
— Что там? — спросил Квиле, не давая вытереть стол.
— Да вот лужа смешная. Как будто Ленин.
— Кто? — перепросила Яна, подавшись вперёд. — Где?
— Вот, — Лёка обвела рукой с тряпкой лужу, похожую на портрет Вождя мирового пролетариата.
— Хм-м, — протянула Яна, подвигаясь и наклоняя голову. И все остальные тоже сгрудились вокруг лужицы, как будто рассматривали нечто необычное.
— Почему ты решила, что это Ленин? — спросила Марта, сдвинув брови. Она в исследовании разлитого кофе не участвовала.
— Так я его вижу каждый день.
— Это как? — спросил Квиле. Из-за маленького роста ему пришлось залезть на стул с ногами, чтобы хорошо рассмотреть Ленина.
— Смальтовая мозаика на стене старого Дома культуры. Я живу рядом и хожу там каждый день. — Лёка наклонила голову. И правда, разлитый кофе собрался на столешнице прямо по контуру гладкой головы Владимира Ильича, собранного кусочками плитки на давно заброшенном ДК, обнесённом покосившимся синим забором.
— Дом культуры, — проговорила Марта, почёсывая бровь. — Раньше там был монастырь, потом от него осталась только церковь, а в советское время и её закрыли.
— Никогда этого не понимал. — Квиле насмотрелся на лужу, сел на место и откинулся на спинку стула.
Наконец все отодвинулись от разлитого кофе, и Лёка смогла протереть стол. Сбегала на кухню, оставила там тряпку, вернулась. Все как раз что-то тихо обсуждали, сгрудившись у центра стола. Когда вошла Лёка, замолчали.