— Что он вез?
— Как всегда: картины, антиквариат разный…
— И пропавшей шкатулки вы не видели?
— Ни в коем случае! Шкатулку, насколько мне известно, принимал второй пилот.
— Ладно. Итак Сведенов зашел оформлять полис на картины. Дальше что?
— Ничего. Все документы уже были подготовлены нашим центральным офисом. Требовалась только его подпись. Я сказал ему, что контейнер погружен на корабль, все таможенные формальности соблюдены, ему нечего беспокоиться…
— А он выглядел обеспокоенным?
— Нет, не выглядел! Это выражение такое «вам не о чем беспокоиться» — вежливое… впрочем, я вижу, вежливость в вашей конторе не в цене. А у нас — в цене. И я сказал ему: «Господин Сведенов, не извольте…»
— Понял, не трещи!
Он сам виноват — сказал, что хорошим манерам меня не учили. Значит, так тому и быть.
— И больше вы ни о чем не говорили?
— О страховке — нет.
У Элвиса затряслась правая щека. В его-то годы — и уже нервный тик.
— Тогда о чем?
— Он спросил, где находится медпункт.
— А вы тут же предложили ему застраховать здоровье…
— Нет. Зачем страховать больного человека? — искренне удивился Элвис.
— Согласен, мое предположение выглядит глупо. Он был болен?
Элвис задумался.
— По-моему, ему нездоровилось. Теперь я припоминаю… Я спросил его, что с ним. Он ответил, что все в порядке, мол, требуется небольшая консультация. Я объяснил, как найти медпункт. Больше мы не разговаривали — он сразу ушел.
— С чего вы взяли, что ему нездоровилось, если он сказал, что все в порядке?
— Выглядел он бледновато. И тяжело дышал. Я тогда подумал, что он запыхался. До конца посадки оставалось минут пятнадцать.
— Запыхавшиеся люди не бледнеют. Скорее, они краснеют. Вам это не пришло в голову?
— Теперь пришло…
— И теперь вам кажется, что он нервничал.
— Вероятно, да…
— Вероятно кажется или вероятно нервничал?
— Нервничал.
У Элвиса затряслась левая щека, правая — перестала.
— Так какого черта вы болтаете тут мне, что он ни о чем не беспокоился? — С этими словами я сошел с пола, ступил на голограмму неба и шагнул к столу. — Издеваетесь над следствием, да? — Я употребил любимое выражение инспектора Виттенгера.
Элвис вцепился в край стола. Он подумал, что сейчас я схвачу его за шиворот и вытащу из-за стола — так поступают все разъяренные детективы.
— Я имел в виду, что он не беспокоился насчет страховки. Я только страховку имел в виду, больше ничего, поверьте…
— Элвис, — внушал я ему. — Я сейчас спасаю твою задницу. Как ты заметил, я интересуюсь Сведеновым, а не тобой. Если мне по-прежнему придется вытаскивать из тебя слова клещами, я займусь тобою лично. Уяснил?
— Да, господин… господин детектив, уяснил.
— Ты отправил его в медпункт. А он?
— Н-незнаю… сказал спасибо и ушел.
— Куда?
— Думаю, в медпункт.
— Но ведь до посадки оставалось пятнадцать минут. Когда бы он успел?
— Может, не пятнадцать, может — двадцать… — засомневался вконец задерганный Элвис.
— Пришлешь показания в письменном виде, — велел я ему, уходя.
Впрочем, весь разговор я, разумеется, записал. Но вдруг он вспомнит что-то новое. Я же, выйдя из офиса ФСО, вспомнил о Великом Мак-Магге. Вернулся.
— Мак-Магг ничего не страховал?
— Фокусник?
— Да.
— А какой рейс?…
— Тот же, черт побери!
Элвис полез в базу данных.
— Он страховал реквизит — большой такой контейнер…
— Сумма?
— Два миллиона.
— Где медпункт?
— Что? А! Там… — у Элвиса в голове все поперемешалось, он что-то изобразил руками. Наконец выдавил: — Второй уровень, сектор "Е", там вывеска, увидите…
— Будь здоров, — буркнул я и ушел.
На Терминалах Трансгалактического Канала уровни или, что тоже самое, палубы отсчитывают сверху вниз. Зал ожидания с невидимым куполом находился на нулевом уровне. Первый уровень оккупировали представительства коммерческих фирм, обслуживавших Терминал и его пассажиров. В их число входило представительство ФСО. Покинув Элвиса, я дошел до лестницы и спустился на второй уровень. Здесь было потише и попроще. Сразу за выходом с лестничной площадки я увидел светящийся квадрат с двумя стрелками. Стрелка налево предсказывала сектор "А", стрелка направо — сектор "Н". Я повернул налево и, мысленно повторяя алфавит, стал ожидать появления сектора "Е". Коридор опоясывал Терминал по ломанной линии, каждый излом приходился на границу секторов — в общем, разумно. К тому моменту, как я дошел до сектора "Е", я понял, что путь направо был бы на одну букву короче. Под вывеской с красным крестом, полумесяцем и еще пятью-шестью знаками конфессий, признающих традиционную медицину, я свернул налево и толкнул стеклянную дверь. От моего толчка она не распахнулась, как следовало бы ожидать, а отъехала в сторону.
Пациентов не было ни души. Я миновал дверь с надписью «процедурная», две двери без надписей, стоматологический кабинет и «дежурную медсестру». Из последней двери выскочила медсестра в белом чепчике, я перегородил ей дорогу.
— Где?..
— В пятом, — махнула медсестра, проскочив у меня под локтем. Она скрылась в инфекционном боксе.
Табло рядом с дверью в пятый кабинет утверждало, что «прием ведет фельдшер Иван…». Две недостающие буквы легко угадывались, но я не удержался и, просунув голову в приоткрытую дверь, спросил:
— Фельдшер Иван, к вам можно?
Я не успел ни разглядеть фельдшера, ни услышать ответ: меня оттянули от двери.
— Позвольте мне, я опаздываю на транспортировку…
Дорогая сумочка из крокодиловой кожи преградила мне путь в кабинет. Ее хозяйка — вульгарная дама неопределенного возраста — натянуто улыбнулась, я скривился и пропустил даму в кабинет.
— Господин Иван? Я к вам… — Наверное она расслышала, как я назвал фельдшера.
Вылетела она оттуда через две минуты.
— Хам! — выпалила дама тому, кто был в кабинете, затем швырнула дверь так, что на табло появились недостающие буквы.
Хам — это хорошо, с хамами всегда проще, размышлял я. Выждал тридцать секунд и вошел.
Фельдшер Иванов, положив ногу на ногу, задумчиво рассматривал подошву ботинка.
— Что вы ей дали? — спросил я.
Фельдшер поднял на меня сонные глаза. У него была физиономия генерала, разжалованного в рядовые.
— Кому?
— Той даме в меховой накидке. Когда она шла к вам, то хромала на обе ноги, а вылетела от вас быстрее лани.
— Медицина творит чудеса, — и он хмыкнул. — Вас что беспокоит? — спросил он с ударением на «вас».
— Меня беспокоит здоровье господина Сведенова.
— Вас все время беспокоит чужое здоровье…
— Разве это плохо?
— Господин… эээ… как вас там… — Он шумно втянул ноздрями воздух и замолк, словно раздумывая, через какое отверстие его выпустить. — У меня много пациентов, — наконец выдохнул он.
— Тем скорее вы сможете к ним вернуться.
— Чем что?.. — он сонно моргнул. — Что вам угодно?
— Двадцать девятого марта, сего года, ваш медпункт, посетил, человек, по фамилии, Све-де-нов, — говорил я медленно, тщательно проговаривая слова. — Зачем, он, сюда, при-хо-дил? Вопрос понятен?
— Мне понятно, что вы ничем не больны. Информацию о других пациентах мы не раздаем. Ответ понятен?
— Понятен, но не принят. Спорю на десятку, что раздаете.
Кажется, он начал просыпаться.
— А кто вы такой?
Я показал ему удостоверение частного детектива.
— Почему вам нужен именно Све… как вы его назвали?
— Сведенов.
— Он подал жалобу?
— На кого? — удивился я.
— Ну, хм, на нас, например…
— Смотря что считать жалобой… — проговорил я, беззаботно оглядывая стены кабинета. Левая рука фельдшера Иванова тем временем рассеянно ползала по клавиатуре. Экрана я не видел, но чувствовал, что Иванов вот-вот доберется до файла Сведенова.