— Ну, лично я не дам больше одного к пяти за то, что не раздаем.
— Один к двум, — изменил я ставку.
Он помотал головой.
— Я вашего Сведенова не смотрел, его смотрел другой врач, чужих паролей я не знаю, как вы понимаете…
Левая рука замерла. Он что-то читал на экране.
Добрался до файла, подумал я. Через мгновение Иванов уже не мог пошевелить ни левой рукой, ни правой.
— Надо было соглашаться на десятку, — сказал я ему с укоризной.
— Я вызову… я сейчас вызову… — Трепыхался он, стараясь вырвать руки.
— Скажу, что получил пароль от тебя, — пригрозил я. — Будешь вести себя тихо, так и быть, получишь двадцатку.
Он одумался и затих.
Я скопировал файл, сунул две десятки в верхний карман его халата, пожелал ему поскорее забыть о моем визите и быстро покинул кабинет. Обсуждать с Ивановым было нечего — он не солгал, говоря, что Сведенова принимал другой врач. Его звали доктор Трюффо. Трюффо принимал во второй половине дня, то есть после трех.
Из файла следовало, что Трюффо принял Сведенова за двадцать одну минуту до окончания посадки на «Монблан-Монамур». Сведенов пожаловался на бессонницу, на депрессию, вызываемую длительными космическими перелетами, на общее недомогание и отсутствие аппетита. В графе «диагноз» стояли агорафобия и невротическая депрессия. Трюффо выписал ему какие-то легкие транквилизаторы, которые Сведенов приобрел здесь же в медпункте.
И чем это мне поможет…
Похоже, двадцатка улетела зазря.
До прибытия «Монблана» я успел выпить кофе, съесть сэндвич и поругаться с кельнером, причем сам же оказался не прав, потому что на Хармасе сэндвичем называют не булку с колбасой, а слоеный пирог с рубленным мясом. «…четырнадцатый стыковочный модуль, встречающих убедительно просим дожидаться выхода пассажиров вне приемного модуля» — повторила дикторша специально для меня. Интересно, кроме частных детективов, еще какие-нибудь «встречающие» на Терминалах бывают?
По дороге к приемному модулю я мучительно вспоминал, стыкуются ли корабли класса «Монблана» только к одному модулю или существует еще какой-нибудь модуль без номера для экипажа и ВИП-персон. Я так сильно задумался над этой проблемой, что едва не налетел на двух верзил в комбинезонах без нашивок. Они стояли у приемного модуля.
Вот, оказывается, кто у нас «встречающие»!
Впрочем, они дружно наплевали на просьбу дикторши: когда массивные створки приемного модуля растворились, оба спокойно прошли дальше — к стыковочным модулям. Так вместе мы дошли до полуовальной створки с номером «14». Модуль начал выпускать пассажиров. Верзилы, бесцеремонно расталкивая пассажиров, двинулись к кораблю. Стюард их пропустил, а меня — нет. Более того: мне велели покинуть приемный модуль.
Ладно, подумал я, не знаю, кто понадобился гэ-пэшникам, но капитан Харриган как минимум два дня будет находится здесь, на Терминале. Пропадать отсюда особенно некуда.
Меня распирало от любопытства — с кем же выйдут гэпэшники?
Целых тридцать семь минут они не делали ничего для того, чтобы удовлетворить мое любопытство. В смысле — они не появлялись. Стюарды, сторожившие вход в стыковочный модуль, поглядывали на букетик мимоз в моих руках сначала с улыбкой, потом — приблизительно после тридцать пятой минуты — с сочувствием.
Сквозь арку я увидел, как Харриган, второй пилот и еще кто-то из экипажа покидают корабль. Сердце забилось, как перед встречей с любимой (вот удивились бы стюарды!), но тут же замерло — сразу за Харриганом корабль покидала пара гэпэшников.
Мимозы сникли, и я вместе с ними.
Экипаж и гэ-пэ прошли мимо меня, о чем-то тихо разговаривая. Харриган не походил на арестанта, и он не выглядел озадаченным. Следовательно, он был предупрежден о том, кто его ждет.
Я побрел следом за компанией.
— Подожди, еще не все пассажиры вышли! — крикнул мне один из стюардов.
— Она ушла с другим! — крикнул я в ответ.
После моего ответа он передал второму стюарду, по-моему, десятку.
Ну вот, на меня уже делают ставки…
Мимозы достались какой-то старушке, которую никто не встречал; не дослушав слова благодарности, я пустился догонять Харригана и прочих.
Все они вошли в ту самую бронированную дверь, куда три часа назад вошли Нибелинмус и Мартин.
Что, черт побери, происходит?!
Кельнер в кафе-кондитерской ухмыльнулся, — мол, давно не виделись. Спросил, какой сэндвич мне нужен на этот раз. Я попросил четырехслойный.
— Остались только пятислойные, — сказал он язвительно.
— Соскребите один.
— Скидку за него не дадим, — парировал кельнер.
Я сказал, что в таком случае к черту сэндвичи, тащи кофе. Он задрал нос и отправился за стойку к кофейному автомату.
Служба расследований ФСО снабдила меня подробным планом «Монблана», списком членов экипажа и их снимками. Дожидаясь кофе, я просматривал снимки и пытался определить, кем из экипажа заинтересовалась ГП (для определенности я решил всех неизвестных людей в комбинезонах без нашивок пока причислять к ГП). Кроме капитана Харригана ГП забрала второго пилота, бортинженера и старшего стюарда. Инженера энергетических установок и младший летный состав ГП вроде бы не тронула. Для беседы я выбрал стюардессу, обслуживавшую каюту Сведенова. Ее звали Анна. На снимке — вроде ничего так.
Кто-то отодвинул стул за соседним столиком. Ненавижу этот звук — металлом по керамической плитке. Я повернул голову.
Опять тот полуторокулярный тип из зала ожидания. Усаживается, как у себя дома, берет салфетку, комкает, скатывает в шарик, надевает на зубочистку и, держа за кончик зубочистки, разглядывает. Повернул голову в мою сторону, с усмешкой кивнул. Снова занялся разглядыванием салфеточного чупа-чупса.
Подошел кельнер. Звякнув как следует блюдцем с чашкой, спросил не угодно ли чего еще — и сразу же развернулся, чтобы уйти.
— Погоди.
Он остановился. Я достал из портмоне десятку и поманил кельнера пальцем. Состроив недовольную рожу, он нагнулся.
— Забудьте обо всем, что между нами было, — доверительно прошептал я. — Что это за тип в униформе? — И я кивнул в сторону соседнего столика.
Кельнер разогнулся, согнулся и шепотом спросил:
— А разве между нами что-то было?
Десятка полезла обратно в портмоне.
— Впервые вижу, — зашептал он быстро. — Судя по форме, техническая служба. Но им тут не положено, тут только для пассажиров…
— Так выкинь его! Он меня раздражает.
Кельнер забрал десятку, отошел к барной стойке. Там он несколько секунд с чем-то копался, потом, напустив на себя важный вид, подошел к соседнему столику.
— Прошу прощения, здесь обслуживаются только пассажиры.
— Вот, держи… — тип в униформе подал ему зубочистку со скомканной салфеткой. Щеки у типа покрылись крупными морщинами — наверное, он улыбнулся. Кельнер, слегка обалдев, принял подарок.
Мужчина встал, кивнул мне как бы на прощание и с достоинством удалился.
— Больной что ли… — растерянно пробормотал кельнер. — И кого только ни берут на работу! — добавил он громче.
Я допил кофе. Кельнер объяснил мне как найти гостиницу для экипажей. Портмоне опустело еще на две десятки.
— Приходите еще! — сказал он мне, ощупывая деньги.
— Непременно.
Поразмыслив о предстоящей беседе с Харриганом, я попросил кельнера принести бутылку самого дорого коньяка.
— Вы уверены, что хотите САМОГО дорогого? — изумился тот.
— Нет, передумал. Хватит десятилетнего.
Он принес «Хеннесси». Для Харригана сойдет, подумал я.
— Запомнили? Третья палуба, сектора А, В, С, — кельнер продолжал выслуживаться до самых дверей.
Вряд ли больной, что-то ему от меня нужно… Нервы потрепать мне хочет, что ли…
У входа на третью палубу меня спросили, не перепутал ли я этажи. Народ там сновал сплошь в летных и «терминальных» комбинезонах, у всех на груди были карточки с именами или, в общем, с чем-то, что давало им право находиться на третьей палубе. Поэтому мой гражданский наряд сразу же вызвал подозрение. Коротышка, заподозривший меня либо в нечестных намерениях, либо в пространственном идиотизме, внимательно осмотрел мою грудь на предмет наличия карточки. С его ростом, поиском карточек на груди он мог бы заниматься профессионально. (В своем отчете я это замечание опустил, а то еще Шеф обидится.)