Максим Дегтярев
Ок-но
Автор выражает признательность д-ру А. Глазову, без чьей помощи этот роман был бы еще хуже.
0. Вирус Пака-ХС. За четырнадцать месяцев до начала основных событий.
Когда на исходе очередных суток все ячейки бортового хронометра обнулялись, хронометр производил сверку собственного времени планетарной станции «Телемак-Пи» с синхронизированными Галактическими часами. Сверка занимала мгновения. В правой ячейке хронометра появилась единица. Своим появлением она отметила первую секунду нового дня. Биологу Самюэлю Милну, мучившемуся бессоницей, показалось, что единица появилась немного позже установленного системой СИ срока.
В кают-компанию вошел командир станции Вересов.
— Сколько на этот раз? — спросил он Милна.
Милн прищурился, словно прицеливаясь, и без запинки выдал:
— Девять миллиардов сто девяносто два миллиона шестьсот тридцать одна тысяча восемьсот двадцать один.
— Миллиарды мог бы опустить, — улыбнулся Вересов. — Пятьдесят один период лишний, торопятся наши часы. Спать-то пойдешь?
— Коко заболела, — не глядя на командира, грустно ответил Милн.
Коко была белой лабораторную мышью, любимицей экипажа.
— Чем ты ее кормил? — полушутя спросил Вересов.
— Тем же, чем и вас. Овсянкой с сыром. — Милн в этот день дежурил по столовой.
— Передай, пусть выздоравливает, — и Вересов ушел.
К завтраку Милн не вышел.
— Распорядок дня для всех один, — ворчал Вересов. — Нет, конечно, если у человека бессонница, я нахожу антигуманным силой заставлять его ложиться в кровать и считать баранов. Но в восемь будь добр сидеть со всеми за столом и, как все, мазать тосты маслом. Впрочем, на масле я не настаиваю. По-моему, оно прогоркло.
— Вместо баранов Милн считает периоды излучения цезия-сто трицать три, — вставил планетолог Бриккер. — Проверить бы его надо…
— Отчего ж не проверишь? — спросил доктор Стахов, астрофизик, недавно перешедший в «Спэйс-Транзит-Инжениеринг» на более высокооплачиваемую работу научного консультанта.
— Лень, честно говоря. И Коко ясно, что он нас разыгрывает. Пятьдесят один период это… секундочку… пять наносекунд. Черта с два он заметил бы такую разницу. Подсмотрел по независимому хронометру, наверное… Тьфу, кто достал это масло? Там же была свежая пачка!
Бриккер брезгливо отодвинул намазанный тост.
— Вам не угодить, — вздохнул инженер Жорж Кастен. Сегодня он был дежурным. — Попробуй сыр.
— Этот? — Бриккер ножом указал на пятнисто-зеленый «Рокфор». — Милн сказал, что плесень на нем появилась уже на станции.
— Тогда жуй сухари. Их никакая плесень не берет, — ответил Кастен и, подняв перед глазами бутерброд с сыром, провозгласил:
— О Господь Всемогущий, да будут благословенны дары твои и мы вместе с ними!
— Амба, — сказал Вересов и нажал кнопку интеркома: — Эй, полуночник, подъем! Алле, ты слышишь?
— Слышу, не глухой, — хрипловато отозвался Милн. — А сколько сейчас?
— Полдевятого, — ответил Вересов. — Подходи давай.
Милн пробурчал что-то неразборчивое. Было слышно, как скрипнула койка — Милн перевернулся на другой бок.
Вересов выключил интерком.
— Что-то нет аппетита. — Планетолог Бриккер уныло посмотрел на тарелку с омлетом. — Выпью-ка я чая с джемом. Малиновый джем остался?
— С утра чай?! — изумился Вересов. — Ты здоров?
Бриккер передернул плечами.
— Морозит что-то. Где у нас чай-то…
Он встал из-за стола и подошел к холодильнику.
— Чай не там, — сказал ему Кастен.
— Знаю, я за джемом.
Вересов опустил в чашку с кофе чайную ложку, затем вытащил ее и с задумчивым видом стал смотреть, как с ложки медленно стекают капли. Он вспоминал недельной давности разговор с Милном. Короткий разговор состоялся в импровизированной биологической лаборатории, устроенной Милном по соседству с медицинским блоком. Биологические исследования не входили в научную программу станции «Телемак-Пи». Планетка, к которой прилепилась станция, была размером со средний астероид. Вся ее флора и фауна полностью умещалась внутри станции. Милн не был ни астрофизиком, ни инженером, ни космологом. Он был биологом. Биологам на «Телемаке-Пи» делать нечего, но Милна это не смутило. Ему нужны были деньги, и он согласился на место врача. Врачи нужны везде, в отличие от биологов. И платят им больше.
«Что ты там рассматриваешь?» — спросил тогда Вересов. Милн сидел за электронным микроскопом. «Вирионы Пака-ХС», — ответил биолог. «Опасны?». «Ну что вы, абсолютно безопасны», — сказал Милн и подал командиру справочник по вирусологии. «Страница сто тридцать два», — добавил он, затем снова уставился в микроскоп. Вересов полистал справочник. «Вирус Пака… найден на Ундине, Сектор Улисса… безопасен для всех известных живых форм… в естественной среде неактивен… продолжает изучаться… есть предположение, что занесен на Ундину извне…».
Вересов положил справочник рядом с микроскопом, едва не придавив Коко, которая деловито шныряла по лабораторному столу. Коко выбралась из-под тяжелого справочника и забралась Милну на плечо. Милн дернул плечом, сгоняя надоедливую мышь. Коко усиками пощекотала ему мочку уха. Милн, боявшийся щекотки, отклонил голову. Окуляр микроскопа освободился, и Коко заняла место у окуляра не слезая с плеча. Ей тоже было интересно.
«Ну и кто кого дрессирует?» — с ухмылкой сказал Вересов и вышел из лаборатории.
Капли перестали стекать, ложка высохла.
Вересов отодвинул чашку, пожелал Бриккеру, Стахову и Кастену приятного аппетита и встал из-за стола. Его мучило нехорошее предчувствие. Концерн «Спэйс-Транзит-Инжениринг», которому принадлежал «Телемак-Пи», нанимал на работу исключительно здоровых людей. Биолог в прошлом, врач в настоящем, Самюэль Милн неделями сидел без дела. Но по закону, навязанному профсоюзом астронавтов, в экипаже, состоящим из более чем трех человек, должен присутствовать штатный врач. Какую еще гадость он там у себя разводит, чтобы спастись от безделья? Коко заболела… Впрочем, в отличие от Милна, мышь по имени Коко «Спэйс-Транзит-Инжениринг» не нанимал. Она была довеском к Милну — симпатичным живым довеском.