Выбрать главу

— Почему сразу дураков? — продолжала стоять на своём Вероника.

— Почему дураков? — переспросила Прасковья Яковлевна. — Да потому что историю плохо учат. Каждый раз на те же грабли наступают. Хотя, какая сейчас история? — махнула рукой Прасковья Яковлевна. — Так всё перемешали, что сразу-то и разглядеть не получится, где правда, а где ложь. Ладно. — она посмотрела на Зотагина. — Заговорила я вас. Спать пора. Саша вон, уже носом клюёт.

— Пора, тётя Пана, — прикрыв рот ладонью, зевнул тот. — Завтра надо выехать пораньше. Чтобы в график попасть. И потом ещё околоток этот…


Глава 5

5.


Едва брезжило, когда они вышли из дома. Склоны дальних сопок были подёрнуты пеленой тумана. Пахло сыростью и грибами. Поселок медленно просыпался. В окнах зажигались огни, где-то хлопнула дверь. Неподалеку запоздало, кукарекнул петух. В ответ забрехал чей-то пёс. Всё было настолько обыденно, что вчерашнее сейчас казалось Зотагину далеким и надуманным. Осталось где-то там вдали. И произошло вовсе не с ним, а с кем-то другим, ему незнакомым. А он, настоящий, сейчас хлопнет дверцей, прогреет дизель и дунет по знакомому, езженому-переезженому тракту. Вот только Вероника никуда не делась. Стояла рядом. Живым напоминанием о том, что хотелось забыть. Девушка поёживалась от утренней прохлады, хотя переоделась в джинсы, свитерок под горло. Вчерашнюю одежду вместе с вызывающе-красной курткой она уложила в спортивную сумку на ремне. Сумка висела на плече Вероники и, судя по размерам, в ней было много чего ещё необходимого при кочевом образе жизни.

Тётя Пана вышла их проводить. Она зябко куталась в пуховую шаль.

Красно-белый капот и кабина тягача блестели от утренней росы и даже на вид казались стылыми. Тент фуры местами потемнел от влаги.

— Спасибо за всё, тётя Пана, — сказал Зотагин. — Извини, если что не так.

— Ладно, чего уж там! — отмахнулась та сухой ладошкой. — Ты заезжай, Саша. Не забывай старуху. Тебе я всегда рада.

Во дворе за её спиной громыхнул цепью Ретиф. Из приоткрытой калитки неторопливо вышел Брыся. С изящной лёгкостью запрыгнул на лавочку возле палисадника. Сел, обернувшись хвостом.

— И ты провожаешь! — подмигнул коту Зотагин.

Потом неторопливо обошёл машину, проверяя, всё ли в порядке. Пнул ногой по скатам. Осмотрел пломбы на фуре.

— Поехали мы, тётя Пана! — Зотагин открыл дверцу кабины.

Вероника уже забралась на пассажирское сиденье. Сумку она забросила в жилой отсек за кабиной.

— С Богом! — перекрестила их Прасковья Яковлевна.

Мотор завёлся с пол-оборота. Сашка с минуту погонял его на холостом ходу, махнул на прощание Прасковье Яковлевне и тронул машину. Доехал до конца улицы, развернулся на пустыре и повёл «Петруху» к выезду из Заманихи.

Прасковьи Яковлевны возле ворот уже не было. Зашла в дом. Кот по-прежнему сидел на лавочке.

— Хорошая старушка, — заметила Вероника, когда они проезжали мимо.

— Тётя Пана-то? Конечно, хорошая! — охотно согласился Зотагин. — Я её давно знаю. Мы с отцом, земля ему пухом, тоже часто у неё останавливались. Ещё когда вдвоём ездили.

Миновали ржавеющий вертолёт. За деревянным мостом мелькнул указатель с перечёркнутым названием посёлка. На русском и английском.

— И всё-таки она не права, — неожиданно заявила Вероника.

— Ты о чём? — не понял Зотагин, переключаясь на повышенную передачу.

— О Карге. О террористах тех. Прасковья Яковлевна судит о случившемся с точки зрения прошлого. Того, что прочла в книгах. Но сейчас другое время. Всё меняется. И меняется быстро. Ты согласен?

— Без разницы!

— То есть, тебя это нисколько не волнует?

— Что, по-твоему, меня должно волновать?

— То, что там случилось.

— Меня это не касается, — сказал Зотагин. — Хотя, нет! — зло сощурился он на дорогу. — Очень даже касается! Ещё как касается! Вот этими руками лично передушил бы гадов! — он на мгновение оторвал руки от руля. — И зенитка им не помогла бы!

— Жаль. Ты так ничего и не понял.

— В смысле? Чего я не понял?

— Долго объяснять.

— Ну и не надо! — усмехнулся Зотагин. — Мы ж люди необразованные! Куда нам до вас, образованных, с нашими немытыми рожами! Нам ваших умных разговоров не понять! Вот только ответь мне: ты во всех кабинах о высоком рассуждаешь или только у меня?