— И что? Они и так в Сети постоянно сидят. По себе знаю. Тоже из неё по молодости не вылезал.
Зотагин притормозил, прикидывая, пройдёт тягач через заросли кустарника впереди или нет. Решил, что пройдёт и переключился на пониженную передачу.
— Опять не понял, — вздохнула Вероника.
— Ты говори, говори. Я слушаю.
«Петруха» с треском продрался сквозь кусты.
— Этот чип нельзя отключить, — сказала Вероника. — От него вообще нельзя избавиться. Зато с его помощью можно управлять человеком. Промыть мозги настолько, что он станет послушным рабом, считая себя при этом абсолютно свободным. Идеальное рабство. Ведь хороший раб – это тот, кто себя рабом не считает. И эти дети – только начало. Предтечи нового рабовладельческого строя. Но самое страшное даже не это, — продолжила она. — Страшно, что родители этих детей не возмутились! А некоторые даже устроили скандал из-за того, что их чад забраковали. Ведь за участие в опыте предлагалась кругленькая сумма.
— Ой, как страшно! — скрипнул зубами Зотагин. — И вы, значит, сообразили на троих, что его надо убить. Американца этого. Теперь, значит, порядок! Теперь эти опыты конечно же сразу прекратят. Испугаются после Карги. До усрачки. И никаких рабовладельцев не будет! — со злой иронией высказал он.
— Совсем идиот, да? — тоже разозлилась Вероника. — И нас за таких же идиотов считаешь? Конечно, не прекратят! Мы на это и не рассчитывали. Знали, что кого-то другого куратором назначат. Уже назначили, наверное. Но мы им дали понять, что от своего не отступимся, будем бороться! И зря ты иронизируешь. Не мы это решили! Мы всего лишь исполнители. А ты дурак, если не понимаешь, как это серьёзно и не видишь последствий!
— Исполнители, значит, — хмыкнул Зотагин. — Ну- ну… На деле же козлы отпущения. И я дураком вместе с вами. Права тётя Пана, как ни крути.
До заброшенного Староверова они добрались после полудня. Дворы по обыкновению располагались здесь вольготно, чтобы места на хозяйство каждому с лихвой хватало. Сейчас, конечно, ни о каком хозяйстве речи не шло. Тут и там из разросшихся кустов бузины и сирени выглядывали покосившиеся избы, провожая тягач пустотой выбитых окон. Сени изб давно рассыпались и лежали рядом либо грудой прогнивших досок, либо в беспорядке наваливались на сруб. Перекошенные стропила не держали проваленных крыш. Лишь печные трубы стойко сопротивлялись разрухе. И одичавшие яблони. На их ветвях ещё висели тронутые гнилью яблоки.
Улица, как и всё здесь заросла травой. «Питер», раздвигая кенгурятником высокие стебли, словно плыл по жёлто-зеленому морю. Подрулил к густому вишеннику. Под колёсами хрустнули доски завалившегося забора. Зотагин остановился и заглушил мотор.
Они вылезли из кабины. Воздух был по-осеннему прохладным. Пахло грибами и прелой листвой. В кустах громко гомонили воробьи. И здесь их ждали. Вернее, ждали Веронику. Он оказался проблемой. А как решает его попутчица проблемы, Зотагин на себе испытал. Эти, судя по виду, тоже особо церемониться ни с кем не привыкли. Поэтому смотрел на мужчин насторожённо.
— Зовут-то тебя как, проблема? — участливо спросил крепыш.
— Александром его зовут, — ответила Вероника. — Зотагиным.
— Павел, — протянул руку крепыш. — Дзьонь.
Черты круглого загорелого лица и узкий разрез чёрных внимательных глаз выдавали в нём коренного жителя этих мест. На вид ему было далеко за сорок.
— А меня Жиртуевым кличут. Тихоном, — сказал длинный, тоже протягивая ладонь.
Судя по виду, они с крепышом были одного возраста. Или почти одного. Разница в глаза не бросалась.
Зотагин пожал и его руку. Ладонь была сухой, рукопожатие крепким. Тихон улыбался, но взгляд его бледно-голубых глаз оставался холодным, изучающим.
— Что теперь делать собираешься? — спросил он. —Попал ведь как кур в ощип, ёжики колючие.
— Попробую как-нибудь выкрутиться, — ответил Зотагин.
— Как-нибудь, это как? — поинтересовался Тихон.
— Скажу, что она меня заставила. Убить грозилась. Разве не так? — спросил Зотагин у Вероники.
— Так, — подтвердила та.
— Даже если и так, вряд ли тебе поверят, — рассудительно сказал Дзьонь. — Никаких доказательств, что заставили силой, у тебя нет. Тебя легче считать сообщником, чем потерпевшим. Хотя им выгоден любой вариант. Сам ты террорист или жертва террористов, тут уж как они решат, так и будет. И от адвоката многое зависит. Деньги-то на него есть?