Старшина Орешкин оказался долговязым и носатым. Глубоко посаженные глаза глядели на мир с хитроватым прищуром. Усы с чуть заметной рыжинкой, обтекая тонкогубый рот, спадали к подбородку узкого лица, казавшегося от того чересчур длинным. Короткий ёжик на голове прикрывала черная с белым кантом пилотка, лихо сдвинутая на лоб к правому глазу. Форменная куртка и брюки были тщательно отглажены, начищенные до блеска ботинки отражали свет единственного плафона в тесном помещении, куда их привели. На вид старшине было лет под сорок.
— И что мне с ними теперь делать прикажешь? — спросил он у лейтенанта, оглядев задержанных.
— Помыть, побрить, покормить и… привести в божеский вид, в общем. Занимайся. Как закончишь, сразу доложи.
— И по бабе им спроворить, — с наигранным усердием предложил Орешкин.
Матросы фыркнули.
— Ржать команды не было! — тут же отреагировал лейтенант.
Матросы с усилием подавили смешки.
— Без баб обойдёмся. А вот нас с тобой капраз очень сильно поимеет, если я их ему в таком виде предъявлю. Ты Сыча знаешь. Короче, на всё про всё даю тебе тридцать минут. Потом жду доклад, — приказал лейтенант Орешкину. — Вы, двое, здесь остаётесь, третий за мной, — обернулся он к матросам. — Держать всё на контроле. И чтобы без смех…ёчков ваших тут у меня!
Лейтенант с матросом ушли, оставив бригадира со спутниками на попечение старшины. Жагрин, наблюдая их перепалку, ухмылялся. Видно вспомнил своё армейское прошлое. Тихон, сунув руки в карманы расстёгнутого бушлата, отрешённо рассматривал берег в единственный иллюминатор, что был напротив внутренней переборки отсека, где они построились по приказу лейтенанта. Дзьонь дремал, прислонившись спиной к дверце металлического шкафа. Зотагин с усилием подавил зевок. Ему сейчас тоже хотелось спать.
— Видок у вас, конечно… — снова оглядев их, потянул носом Орешкин. — И где вас так прокоптиться-то угораздило! В лесу своём, небось, годами из костра не вылезали… Ладно. Помыть-побрить вас – это ещё куда ни шло, головной боли я тут не вижу. На камбузе тоже что-нибудь найдётся. С голодухи не помрёте, — вслух рассуждал он. — А вот что с одеждой вашей делать, просто ума не приложу. Мама не горюй, изгваздались. Ветошь у мотористов и то чище… — старшина в раздумье потёр подбородок.
— А если, товарищ главный корабельный старшина, их в подменку одеть? — предложил один из матросов.
— Ты у нас мыслитель, да? — вскинулся на него Орешкин. — Тоже мне, Дездемона выискался! Без умников всяких решу, во что их одеть! Понял?
— Так точно, понял! Я думал…
— На гражданке думать будешь! — привычно бросил старшина. — Подменку вам выдам, — повернулся он к Жагрину. — Подберёте себе из неё, что по размеру подойдёт.
Тот же лейтенант в сопровождении двух матросов доставил их к месту переговоров после того, как они более-менее привели себя в порядок. В подменке Зотагин чувствовал себя неуютно. Теперь он знал: подменкой здесь называют старую форму, что не жалко и выбросить, если та придёт в полную негодность. Хорошо, хоть в этот раз её успели постирать после очередной уборки корабля или, как здесь говорили, аврала. Но неуютно в ней Зотагину было не поэтому, а потому, что на давно потерявшей первоначальный цвет форменке тоже был девчачий воротник с полосками. Пришитый намертво.
— И чем же тебе гюйс не угодил? — недобро прищурился старшина, когда Зотагин спросил, можно ли ему получить взамен что-то другое, без такого вот ворота.
Судя по тому, как озлобился старшина, этот воротник, похоже, здесь был для всех каким-то фетишем. Да и Жагрин так красноречиво уставился на Зотагина, что тому сразу стало не по себе. Не в том они положении, чтобы досаждать местным какими бы то ни было просьбами. Особенно идиотскими. Именно это Зотагин прочёл в глазах бригадира. Пришлось смириться и пропустить мимо ушей ворчание старшины с явно оскорбительными посылами в свой адрес.
Отсек, куда их привели, оказался просторнее предыдущего. К тому же намного светлее, благодаря окрашенным в белый цвет переборкам и двум иллюминаторам. По переборкам через распределительные коробки с непонятной маркировкой тянулись широкие кабель-каналы. Они обтекали вмонтированный в одну из стен большой монитор. Его чёрный экран невольно притягивал взгляд. Прямо напротив двери в отсек имелась герметичная дверь на палубу. Сейчас она была закрыта. Один из сопровождавших матросов сразу прошёл к ней и встал рядом у боковой переборки. Другой остался возле входа.