– Ближе к болотам, – Герман лениво махнул рукой себе за спину, – Мальчишки были первыми после тех, что утонули. Пропали где-то перед Троицей. А девочка – одной из последних. Дальше. Семирядки и хутор около них. Две девочки…
Герман рассказывал обстоятельно, весомо, неторопливо, даже лениво. Он не старался произвести впечатление, однако работа, сделанная его людьми всего за три дня, более чем впечатляла. Объехать чуть ли не сотню верст, найти в жаркую августовскую пору не просто села да хутора, разбросанные по лесу, что грибы-поганки, но и нужных людей, работающих кто в поле, кто на пастбище, – для этого нужно иметь куда больше времени и сил. А Герман смог. Честь ему и слава?
Константин молча слушал, не пропуская ни единого слова, не перебивая ни единым вопросом, пока Кардашев не закончил.
– … в тех местах, где якобы дети пропадали, чисто. Ни тел, ни ошметков плоти. Если бы то был оборотень, следов на десяток локтей вокруг нашлось бы. А их не было. За все три дня мы вообще ни разу не учуяли оборотня. Поначалу я думал, что Брунов ошибся и причина вовсе не в бестии. Страшно представить, но разве мало лиходеев, которым детишки могли понадобиться для личных утех или на продажу? – Герман говорил почти словами самого Оболонского и его выводы практически совпадали с теми, что сделал сам тауматург.
– …места здесь дремучие, однако перейдите через болота на юг – и пожалуйста, никто искать и не подумает. А потом мы получше изучили места вокруг Передола. Каждую пядь земли в лесу чуть ли не руками ощупали. И нашли. Только не там, куда нам кметы указывали, а совсем в другом месте. Крови там совсем чуть-чуть, зато есть след когтей на рябине и земля волчьими следами усыпана. Так что есть здесь оборотень, господин Оболонский, что человечинкой не брезгует.
– Десяток детей за два месяца, это много крови и малый отрезок времени. Я не знаток тонкостей вашего ведьмачьего искусства, – Герман едва слышно недоверчиво хмыкнул, – но даже мне понятно, что здесь орудовал не обычный оборотень. Так ведь?
Кардашев хмуро улыбнулся, помедлил и ответил:
– Похоже на то. Сначала мы думали, что оборотень-перевертыш живет здесь давно и способен полностью себя контролировать, раз не раскрылся за столько лет. До недавнего времени он и держался в этих рамках. Но месяца два-три назад что-то произошло, что-то значимое для него, и он сорвался. Тут и начинаются нескладушки, господин тауматург. Если оборотень сорвался в гон, то насыщается он тем, что найдет поблизости. А этот мечется. Берет девочку в Самосвятах утром, а на хуторе у Василевой рощи – к ночи. Двадцать верст для него не расстояние, но куда он дел ребенка или останки? Убежище посередине? Если насытился, то не мог же он к ночи проголодаться? Ему два-три дня надо, а он нападает только через пять дней или даже больше. Нелогично. Дальше. Оборотень действует очень тихо, скрытно и чисто – на месте жертву не рвет, следов не оставляет. Для оборотня-перевертыша, перешедшего в стадию гона, это неправильно. Когда тварь подчиняется гону, человеческое в ее сути перестает доминировать, любые человеческие запреты дают сбой и оборотень слышит только голос собственной плоти, страшно голодной и жаждущей. Исчезает также страх перед разоблачением, а потому он не заботится о скрытности. Так что начни перевертыш в гоне искать жертвы, об этом знала бы вся округа и стонала от ужаса. Мы бы об этом знали. Так что у него не гон, он пока латентен. Вопрос в том, зачем ему столько детей? Оборотни запасов не делают. Не белки ведь.
– Вывод?
– Оборотень не один. Их двое, и второй появился здесь недавно, скажем, месяца два назад, или меньше. Это вполне объяснило бы то, что рассказывал один мужик, Мазюта. Твари территорию делили да повздорили между собой, один из них был ранен – вот это-то мужик и видел у Батрянской прорвы. Не сегодня-завтра мы их найдем.
– Допустимо, – коротко заметил Константин, – Но может быть и другое объяснение.
– Неужели? – резко вскинулся Герман.
– Вы, Кардашев, умны и наблюдательны. Не сомневаюсь, Вы хороши в своем деле. Вы не дурак. Так почему Вы держите за дурака меня?
Герман откинулся назад. Под его правым глазом предательски задергался нерв и это было единственным проявлением его ярости.
– Что Вы хотите этим сказать, Оболонский?
– Почему Вы так стараетесь меня убедить, что это перевертыши? Вы полагаете, я не способен отличить действия перевертыша от цепного?
Несколько секунд Кардашев молчал и пристально всматривался в аристократические черты невозмутимо застывшего перед ним человека. Как же достал его этот надменный выскочка с его догадками и властными замашками! Держался бы себе подальше от того, что ему не по зубам!