Грейс всмотрелась в его голубые глаза, и на её лице застыл открытый вопрос. Что он намеревается сделать с ней? Это будет физическое наказание или моральное?
Она вздрогнула, ощутив лёгкое прикосновение его рук к своей талии. Властно обхватив её, он притянул Грейс к себе. Ощущая каждый изгиб женского тела, Клинтон медленно провёл пальцами от её бедер вверх и осторожно сжал грудь. В его руках Грейс была робкой, скованной и зажатой. Ни на секунду она не смогла расслабиться. И не могла дать отпор.
Грейс замерла, ощутив его дыхание на своей щеке. Он едва касался её губ своими. Этот момент напоминал издевательство. Смешанные чувства кричали в один голос: «Сопротивляйся!» и шептали: «Подчинись распутному Норфолку, позволявшему себе такую непозволительную наглость!»
Шёпот становился всё громче.
Грейс покорно приняла каждое его действие. Она прочувствовала момент, который казался безумием. Каждое действие Клинтона было дразнящим и повелительным. Казалось, просто невозможным пойти против его воли. Это было так необычно. Так непривычно. Совсем не похоже на то, что она чувствовала со Стивом. Теперь в ней что-то загорелось и не смогло потухнуть даже тогда, когда разум попытался донести, что с её стороны это неимоверная глупость. Нельзя было забывать, что собой представлял этот мужчина.
Грейс ощутила его пальцы на своём горле, и постепенное легкое сдавливание прояснило ум. С широко раскрытыми глазами она сделала глубокий вдох. Клинтон больше не смотрел на неё с былым желанием и страстью. В его глазах был гнев. Неподдельный пылающий гнев.
— Отныне ты будешь делать то, что я тебе говорю, Грейс, — прошептал он, крепче сжимая её горло. — Моя тайна умрёт вместе с тобой.
Клинтон рывком притянул её голову к себе и тихо проговорил ей на ухо:
— Доходчиво объясняю или повторить понятней?
Грейс схватилась за его руку, сжимавшую её горло. Она едва могла дышать. Внутри зародились ненависть и желание дать отпор таким действиям. Было стыдно за то, что она наивно возжелала новых ощущений и сама пошла навстречу этому подлому человеку. Грейс впилась ногтями в его руку, ожидая, что ему станет больно, и он отпустит её. Но Клинтон даже не моргнул. Внутри будто прошла волна тока. Она осознала, что зависит лишь от его действий. Только он сейчас решает, что с ней будет. И было всемирной несправедливостью, что девушка в такой ситуации становилась лишь заложницей физической силы мужчины и его прихоти.
Клинтон всмотрелся в глаза Грейс. Они не напоминали безмятежно лазурное небо. В них отражалась тревога. Именно так выглядит открытая ненависть. Он знал, что может быть беспощадным, когда вынуждают обстоятельства. И должен был испугать свою милую молоденькую ассистентку до такой степени, что у неё и язык не повернется раскрыть правду, которую семья Норфолк скрывала уже одиннадцать лет.
Клинтон медленно ослабил хватку и, отпустив Грейс, сделал шаг назад. Он смотрел на то, как она пытается отдышаться, приложив ладонь к груди. Появилось дикое желание сказать, что ему жаль. Обычно он старался не прибегать к подобным выходкам, не слишком красивших его. Нельзя было доводить до этого, но иначе бы эта упрямая девушка не поняла. Теперь-то Грейс была достаточно напугана, чтобы молчать и подчиняться его словам.
Грейс сжала руки в кулаки, искренне презирая Клинтона. Она взглянула на него из-под насупленных бровей и едва сдержалась, чтобы не обрушить на голову этого человека бурлящий водопад обид.
— И это ты говорил, что Стив унижает меня? — прошептала она, припоминая его слова. — Ты хуже, чем он. Ты гораздо хуже.
Клинтон протянул руку и двумя пальцами приподнял её подбородок так, чтобы она могла чётко видеть его лицо:
— Я никогда не говорил, что сам лучше твоего парня. Но у меня есть дикое желание дать ему совет, чтобы берёг такую девушку, — он сделал паузу, замечая, что его слова ввели её в ступор. — Жаль, что ты узнала то, что не должна была. Я не хотел делать тебе больно.
— Но сделал, — тихо говорила она, не отводя взгляда.
— Сделал, — почти шёпотом повторил Клинтон.
Он аккуратно провёл большим пальцем от её подбородка до ямочки на щеке.
— Извини.
Грейс застыла. Тело отказалось слушаться, и она не могла сделать шаг назад. Его извинение сковало и тело, и разум.
— Будешь причинять мне боль, а потом отделываться простым «извини»? — спросила она, обретая трезвый ум.
— Если будешь послушной, больно не будет! — его голос стал грубее.
Клинтон резко отошел от неё.
— Разве что только в постели.
Шокированная Грейс широко раскрыла рот. Дополнение к его словам ударило сильнее тока. Сколько нужно наглости, чтобы посметь сказать подобное?
— Думаешь, я сплю и вижу, как бы оказаться в твоей постели, Клинтон Норфолк?
Она скрестила руки на груди и прищурилась, увидев лёгкую улыбку, вернувшуюся на его лицо.
— Стоило бы предположить, что да. Как и любая девушка.
Игриво подмигнув ей, он кивком головы указал направление, в котором надо было следовать за ним.
Грейс ошарашенно улыбнулась. Его самоуверенность просто поражала. Ни капли комплексов! Норфолк явно завышает себе цену. Или он слишком избалован женским вниманием.
Сбросив с себя оцепенение, Грейс быстро направилась следом за ним, поднимаясь по стеклянным ступенькам.
— Ты, когда в зеркало смотришь, видишь у себя на голове корону? — бросила она, будучи не в силах промолчать. — Потому что я отчётливо вижу, как крепко она приклеена к твоей голове.
Клинтон не смог сдержать смешка, на секунду оглянувшись на Грейс, которая, кажется, вновь пришла в себя после его небольшого запугивания. А девушка оказалась не из пугливых! Другая бы и звука больше не выдала. Но Грейс, видимо, другая. Её острый язык не затупить ничем.
— Да, маленький цветочек, корона росла вместе со мной всю жизнь, — проговорил он.
— Я заметила. Скоро будет потолок задевать.
— Будет повод купить себе куда более шикарный дом. Подходящий для царской персоны, — подыграл ей Клинтон.
Грейс, несомненно, преувеличивала в степени его самовлюблённости. По крайней мере, он не видел ничего подобного в своём поведении.
Грейс закатила глаза, едва сдержавшись, чтобы снова не съязвить. Но умение вовремя замолчать могло очень сильно пригодиться в обществе Клинтона.
Они прошли по широкому светлому коридору. На стенах висели небольшие фотографии машин «Norfolkton». Клинтон очень любил свою работу. И, наверное, единственно хорошее в этом мужчине — это трудолюбие.
Клинтон открыл перед ней дверь, взглядом приказывая войти. Грейс, прикусив нижнюю губу, неторопливо переступила порог. Первым, что она заметила, оказался не интерьер, хотя и он был красивее, чем в гостиной. Глаза Грейс первым делом устремились на большую двуспальную кровать, на которой лежала полностью обнажённая блондинка.
Грейс резко сделала шаг назад, желая покинуть комнату, но лишь врезалась в препятствие — грудь Клинтона, который захлопнул за ними дверь. Она резко обернулась к нему, тревожно нахмурившись.
— Что это значит, Клинтон? Ты решил вовлечь меня в свой бордель? Не смей! Слышишь! Я не согласна. Насильно заставишь, маньяк? Немедленно отпусти меня, иначе обещаю, что заставлю тебя пожалеть! Распутный, подлый человек! — Грейс тараторила без умолку, стукнув его маленьким кулачком в грудь. — Пожалуйста, не надо. Не заставляй меня.
— Прошу, — от угроз она уже перешла к мольбе.
Клинтон приподнял брови и слегка улыбнулся, довольный её милой реакцией. Он схватил Грейс за запястье, чтобы прекратить эти жалкие попытки сделать ему больно детскими ударами.
— Успокойся, Грейси, — проговорил он и другой рукой прикоснулся к её плечу, утешительно поглаживая. — Вышло недоразумение.
— Не трогай меня, распутный Норфолк! — говорила она, и голос её задрожал, словно температура в помещении была крайне низкой.
Клинтон посмотрел на кровать и оголённую девушку. Выражение его глаз изменилось. Из них исчезла теплота. Во взгляде, казалось, навечно поселился арктический лёд.
— Сара, что ты здесь делаешь? — спросил Клинтон.