Капитан обернулся: Володя и Венка остановились и вместе сказали:
— Здравствуйте.
— Давай ближе, подходите, — позвал капитан.
— Вот это и есть Володя Вечканов, — проговорила Милочка.
Она держала портфель обеими руками перед собой и перекатывала его по коленкам — это у всех девчонок такая привычка.
Володя сразу понял, что о нем кое-что капитану уже известно и ничего хорошего в этом нет.
Капитан обрадовался, увидав Володю, как будто он давно мечтал с ним встретиться, да все никак не удавалось.
Он протянул руку и засмеялся:
— Ага, вот ты, значит, какой, Володя Вечканов.
Володя осторожно положил свою слегка вздрагивающую и холодную, как рыбка, ладошку в широкую капитанскую ладонь и на всякий случай сказал:
— А это вот Венка.
— Ясно, — продолжал радоваться капитан. — Вот ты, значит, какой.
— Какой?
— Так я еще не знаю, какой ты. Вот только сейчас увидел, а слыхать — слыхал.
Володя вздохнул.
— Ну, что ты приуныл? Давай-ка лучше потолкуем насчет кос…
— Ну, папа! — протестующе воскликнула Милочка.
— А что? — спросил он. — Я так и подумал, что они пришли насчет космоса. А про косы, — он наклонился к Володе, — даю тебе слово, я узнал на родительском собрании. И захотелось мне потолковать с тобой. Ты, Володька, возьми себя в руки. Косы, понимаешь, мелочь, пустяк. А в нашей летной дисциплине даже такая мелочь — это не пустяк. Понял?
— Все, — твердо сказал Володя.
— Кончено, — сказал Венка.
— Запомните, товарищи, дисциплина для, нас с вами — это главнее всего.
Володя сказал:
— Все понятно.
Милочка взмахнула портфелем и убежала домой. Капитан положил свои перчатки на крыльцо, сел на них и предложил:
— А теперь давайте о деле.
Не успели они еще задать своих главных космических вопросов, как он — вот это человек! — все сразу понял.
— Дело, ребята, простое. Я так думаю: во-первых, вам вырасти надо, выучиться, ума набраться, а кроме того, — сжав кулаки, он с силой потряс ими, — здоровье, ребята, надо железное и волю, ребята, стальную.
— Мы это учитываем, — уныло сказал Венка, соображая, как им еще далеко до Луны.
А Володя, поставив на землю свой набитый портфель, начал загибать пальцы:
— Целину мы уже не увидим, Братскую ГЭС тоже, в Сибири тоже без нас. Пока вырастешь, все уже готово.
— Да! — горячо подхватил Венка. — Чем собак тренировать забрасывать, лучше бы нас. Честное слово, обидно даже.
Выслушав все это, капитан серьезно сказал:
— Вот что. Когда я был маленький, то, как и вы, думал: «Северный полюс открыли без меня, все мировые перелеты тоже без меня, война началась, и то меня не сразу взяли». Так я и думал, все сделают, и на мою несчастную долю ничего не останется… Осталось! Да еще сколько! А сейчас я гляжу на вас и, знаете, что думаю?
— Знаем, — вздохнул Володя.
— Известно, что вы про нас можете подумать: малы еще, вырасти надо…
— Это само собой. А я вот что думаю. Вот эти, думаю, ребятишки, очень может быть, на Луну полетят, на Марс, эти ребятишки еще такого насмотрятся, что мне и во сне не снилось… Так что вы не торопитесь. Растите по-хорошему.
Тогда Володя собрался с духом и задал свой главный жизненный вопрос:
— А отец у вас был?
— Это уж как положено…
— Он вам как советовал: идти в летчики или нет?
Капитан внимательно посмотрел на Володю.
— По правде говоря, ничего он мне посоветовать не успел. Погиб он, ребята, в самом начале войны. Так что все решал я самостоятельно. А ты почему об этом спросил?
Тут Венка, который уже давно томился оттого, что только молчал и слушал и ничего не объяснял, начал:
— Он с мамой живет, а отца у него нет. То есть, может быть, он и есть…
— Ладно тебе! — оборвал его Володя и собрался сам все рассказать, но капитан и на этот раз все понял.
— Ясно, — сказал он. — В жизни всякое бывает. Учись сам думать. А пока не научился, к маме все-таки прислушивайся.
— Я прислушиваюсь, да она не все мне говорит.
— Есть, значит, на то свои причины.
Володя и сам догадывался, что у мамы есть какие-то свои причины, мешающие ей откровенно рассказать о Снежкове, но он продолжал настаивать на своем:
— Никаких у нее причин нет. Просто времени у нее мало. Пропадает она на работе.
Капитан, наверное, согласился, что это не причина, потому что он усмехнулся и похлопал Володю по спине. Но тут же сообщил:
— Я, например, со своей мамой во всем и всегда советуюсь.
Такое сообщение слегка удивило Володю. И не только оттого, что у такого, как ему казалось, пожилого человека есть мама, но что он советуется с ней. Мама-то, конечно, старая, что она понимает в реактивных делах сына!
— И скажите, это она вам посоветовала в летчики пойти? — с явным недоверием спросил Володя.
Своим вопросом он так смутил капитана, что тот сразу замолчал. Потом он рассмеялся и начал рассказывать:
— Вот ты какой! Все тебе надо знать. Я в летчики во время войны пошел. Тогда, брат, советоваться было некогда. Что прикажут, то и делали. — Он посмотрел на мальчиков и окончательно во всем сознался: — Из дому я убежал, а в военкомате сказал, что мне уже восемнадцать лет. Вот как это дело было. Только учтите, в мирное время такие номера не проходят.
Володя подумал: «Ну да, не проходят!» — и сказал:
— Конечно…
— А в общем, и в мирное и в военное время надо своего добиваться. Поставил перед собой цель и не отступай. Только цель должна быть настоящая. Достойная. Чтобы от вашего дела польза была не только вам, но и всем. Понятно?
— Понятно, — вместе ответили мальчики.
— Понятно, так выполняйте.
Он ушел. И Володя с Венкой пошли своей дорогой.
— Хорошо ему там, — проговорил Володя, посмотрев на небо. — Летай себе.
ПУТЬ, ПОЛНЫЙ ОПАСНОСТЕЙ
Разве только какие-нибудь очень злопамятные люди продолжают еще называть Оторвановкой чистую, хорошо освещенную улицу Первой пятилетки. Там, где когда-то был пустырь, сейчас настроили пятиэтажных корпусов, а на свободной площади разбили сквер с аллеями, фонтанами и киосками, где продаются разноцветные прохладительные напитки и мороженое.
Таким достался Володе и его товарищам этот район города. Ничего другого они не видели и только по рассказам знали, что была когда-то на свете Оторвановка — отпетый район городской голытьбы.
Утром выходит Володя из своего дома.
Все очень хорошо. Тротуары влажно блестят, ветви деревьев осыпаны темно-зелеными тугими почками. На каждую почку ласковое весеннее солнце уронило по искорке, отчего все деревья сверкают, словно политые весенним дождем.
Голуби на крышах рассказывают друг другу свои теплые сны. Все очень хорошо.
Володя идет, тяжелый портфель покачивается сбоку на ремне. Ручка портфеля оторвалась еще в прошлом году, в оставшиеся от ручки кольца Володя продел ремень и стал носить портфель через плечо. Это получилось так здорово, что многие ребята нарочно поотрывали ручки у своих портфелей. Тут что главное: ничего не надо тащить в руках, а если взяться за ремень и размахнуться как следует тяжелым портфелем, то сами понимаете, что из этого может получиться.
Но пока все идет благополучно. Володя шагает, засунув ладони под ремень на животе, и поглядывает по сторонам. Румяное утреннее солнце освещает его путь.
Весна в полном разгаре. Вот уже и знакомый скворец вернулся в свой домик на высоком шесте, прибитом к воротам. Он сидит у круглого окошечка на жердочке, а на ветвях старой березы разместилась воробьиная стайка и возмущенно чирикает. Этих воробьев Володя тоже приметил. Они всю зиму жили в скворечнике, и теперь, должно быть, отчаянно ругаются, оттого что явился хозяин и выселил их.
Скворец послушал, послушал, склонив голову набок, потом презрительно свистнул и скрылся в своем домике. Очень ему надо разговаривать с-нахалами. Воробьи возмущенно заохали, затрещали и, дружно снявшись с места, рассыпались каждый по своим делам.