— Как хотите…
— Забирай. Мне для тебя ничего не жалко. А потом когда-нибудь пойдем с тобой в тайгу и еще, может быть, найдем.
— Ага! — закричал Тимофей Тимофеевич и, подпрыгнув, уселся над самым топчаном.
Пронзительный взгляд его черных глаз смущал Володю. Смотрит и смотрит, как самый главный хозяин.
— Ты его боишься? — спросил Снежков.
Володя неуверенно возразил:
— Очень надо…
— Не хвались. Он, знаешь, как долбанет тебя!
— А кто его боится-то! — вспыхнул Володя и поднял руку.
Ворон широко разинул клюв и зашипел, думая, что Володя очень испугался. А он как раз и не струсил. Он никогда не трусил, если противник, вместо того чтобы немедленно нанести удар, начинал запугивать. Скверная это привычка. Она-то и подвела Тимофея Тимофеевича.
Пока ворон шипел, Володя изловчился да так его толкнул, что тот свалился прямо на топчан. Но он тут же захлопал крыльями, запрыгал и взвился под самый потолок. Страшно ругаясь на своем вороньем языке, он забрался на печь, уселся на трубе и уже больше оттуда не слезал. Так и сидел все время в темноте, поблескивая глазами и пощелкивая своим белым клювом.
Тут Володя вспомнил, что еще не сообщил Снежкову самого главного:
— Знаете что, я буду космонавтом, когда вырасту…
— Это хорошо, — одобрил Снежков.
— И еще художником. Чтобы там все нарисовать. На Луне или на Марсе.
— Это ты сам придумал? — спросил Снежков с удивлением.
— Это придумали мы с Венкой.
— Венка — это кто?
— Это мой друг.
— Ты будешь первым космонавтом-художником. Ох какой ты, оказывается! Замыслы у тебя чудесные. Как это у тебя получилось?
— Знаете, у меня был дедушка?
— Знаю. Мастерище был великий!
— Он говорил: самое распрекрасное место без человека ничего не стоит.
— Хороший был человек твой дед. И говорил он хорошо, и все отлично делал. Уж он-то умел украшать жизнь!
Ворон так и сидел на своей трубе и поглядывал: как бы еще не попало.
— Колдун! — презрительно сказал Володя.
Он встал и подошел к столу, над которым висел портрет «любимой сестры Вали».
— А ты молодец, — задумчиво проговорил художник. — У тебя замыслы хорошие, и ты в самом деле ничего не боишься…
Только он это сказал, как Володя по-настоящему испугался. Его испугала собственная отвага, а может быть, не отвага совсем, а отчаяние, с которым он неожиданно для себя задал свой главный вопрос.
— Вы кто, отец мне или нет? — спросил он, глядя прямо в глаза «любимой сестры».
Он долго ждал ответа, так долго, что даже устал ждать, пока, наконец, услышал охрипший от волнения голос Снежкова:
— А ты маму об этом спрашивал?
— От нее не добьешься толку.
— Ага! — издевательски гаркнул Тимофей Тимофеевич из темноты. — Ага! Прижало тебя! Будешь толкаться? Будешь обижать черного ворона — лесного колдуна? Ага! Ага! — гаркал ворон и щелкал клювом.
— Хочешь, я тебе Тимофея Тимофеевича подарю? — спросил Снежков отчаянным голосом. — Он совсем ручной, и ты с ним отлично поладишь. Тем более, что у него перебито крыло, и он от тебя далеко не улетит. Характер, верно, у него не особенно хороший, но ты его укротишь. Ты настойчивый и сильный. Хочешь, я подарю его тебе?
— Ничего мне от вас не надо, — нахмурился Володя и, как будто бы не ему дарили, а он сам щедро одаривал всех, проговорил:
— И шкуру свою забирайте, и рога, и эту птицу.
Снежков прикрикнул:
— Не смей обижаться на меня!
— А я и не обижаюсь, — горячо задышал Володя, — очень надо.
Снежков подошел к нему и сказал:
— Понимаешь? Да ты только пойми! Не могу я ответить на твой вопрос, пока не поговорю с мамой. Ведь это все она решить должна. Все будет так, как захочет она… Постой. Ты ведь и сам не захочешь со мной знаться, если мама будет против?
— Ну, ладно, — вялым голосом утомленного человека проговорил Володя, — я пойду.
Снежков встал и положил руку на его плечо.
— Подожди. Самое главное, знаешь, что? Самое главное вот что. Я, понимаешь, хочу, чтобы ты был мой друг на вечные времена. Чтобы ты был мой сын, а я твой отец… Я этого хочу больше всего на свете. Как ты на это смотришь?
— Она даже слышать про вас спокойно не может!
— Да ты пойми, что это очень хорошо! Это отлично! — воскликнул Снежков так радостно, что Володя растерялся. Что же хорошего, если человека ненавидят.
— Она мне не позволяет и думать-то про вас!
— Отлично! — ликовал Снежков. — Ты только скажи свое слово, а мы с тобой все пересилим-победим.
Он забегал по комнате, захлопал дверцами шкафа, ящиками стола, как будто в избушку ворвался ветер и закрутил все, что попалось на его пути.
— Ты пока посиди здесь… Вот, смотри, еда! Вот тут картинки всякие: захочешь — посмотри! У тебя есть медвежья шкура: захочешь — ложись!
— Ага! — проскрипел Тимофей Тимофеевич, блестя черным глазом.
Володя воскликнул:
— Я ничего не хочу без вас. Я с вами! Подождите!
ВСТРЕЧА
Все, что было дальше, промелькнуло, как в кино. Вот они выбежали из дома. Белая веселая собака подпрыгнула на крыльце и, повизгивая, залаяла от радости. Снежков проговорил:
— Лучше бы ты остался дома. А теперь не отставай!
На ходу застегивая пальто, Володя бежал по тропинке, пересеченной синими вечерними тенями.
Солнце, наверное, чтобы ему было лучше видеть все, что происходит, пригнулось к самой горе за рекой и заглядывало под сосны.
— Я не отстану! — крикнул Володя.
Белка, думая, что люди бегут только для того, чтобы поиграть с ней, вертелась перед Володей, прижималась грудью к земле, виляя не только хвостом, но и всем телом. А когда Володя добегал до нее, тогда она вскакивала под самым его носом и летела догонять Снежкова.
И вдруг Снежков остановился. Навстречу ему спешила мама. Голубой шарфик дрожал за спиной. Она была похожа на стрекозу, трепещущую на солнце.
Белка очень обрадовалась и кинулась к ней навстречу. Она думала, что игра продолжается. Мама остановилась, глядя себе под ноги. И Снежков остановился, постоял и пошел навстречу.
А за мамой виднелся Конников. Он шел не спеша, поглаживая рыжую бороду.
А мама и Снежков шли навстречу друг другу, не обращая на Володю никакого внимания. На Конникова тоже. Снежков сказал:
— Сестра Валя!
Мама сказала:
— Нет. Наверное, совсем не то. Не то, что в госпитале.
Снежков сказал:
— Да. Я вижу.
Мама сказала:
— Все это никому теперь не надо.
Снежков сказал:
— Простите.
Мама засмеялась:
— Бог простит.
При чем тут бог? Какой тут бог? Ну что они там говорят? Что они делают?
Конников спросил:
— Да что вы делаете-то?..
Но ему не ответили.
Белка, наверное, поняла, что никакой тут игры не получится, посидела около елки, потом завертелась на месте и, щелкая зубами, начала чесать бок своим черным носом.
— Вот ваш мальчик, — сказал Снежков. — Для него я готов на все.
— Я тоже, — сказала мама. — И вы уж сделали все, что от вас требуется: вы привели его. Надеюсь, вы не поддержали его выдумку!
— Не знаю, — ответил Снежков, — я старался…
Мама сказала:
— Спасибо…
— Пожалуйста, — сказал Снежков.
И мама сказала:
— Пожалуйста. Спасибо.
— До свидания, — сказал Снежков.
Но он никуда не ушел. Он стоял на тропинке, обхватив руками плечи, как будто ему вдруг стало холодно. Он сейчас совсем не был похож на человека, который убил медведя.
Да и мама тоже как-то притихла и вроде растерялась, чего с ней почти никогда не было. Наступила такая тишина, что стало слышно, как под обрывом в реке играет рыба. Тихо стало и скучно.
И солнце тоже, наверное, поняло, что смотреть тут совершенно не на, что, оно тоже почесалось о нагорные елки и спряталось.
Все кругом поголубело. От реки потянуло холодом. Зашумели верхушки сосен.
Тогда и Володе стало понятно, что все кончилось, что ждать уж больше нечего. Он устало проговорил: