Он посвистел. Белка подбежала к нему, виляя хвостом и заглядывая в глаза. Наверное, она ожидала новых приключений, которых ее лишили занятые своими делами взрослые люди. Но как только щелкнул замок на ошейнике, она тихонько поскулила и притихла. Кончились приключения, промелькнула вольная жизнь.
«Прощай, Земля Снежкова, мы возвращаемся домой, в Наш город. Мы будем жить в самом красивом доме, который дед выстроил для нас. Мы все — мама, Снежков и я. Как-то теперь мы будем жить?»
Так думалось Володе под веселый гул мотора, под звонкий шум и плеск взбудораженной воды. У него замирало сердце от ожиданий, и это самое прекрасное в жизни, когда наша моторная лодка скользит по сверкающему весеннему небу, по облакам, отраженным в широкой воде, и когда за каждым поворотом подстерегают новые, еще невиданные красоты. То зеленая лужайка вынырнет из-за мыса, то золотая песчаная коса, через которую перелетают волны, бегущие от лодки, то березовая рощица, заглядывающая в реку, а впереди еще много всякого неожиданного и чудесного…
Но тут он вспомнил про школу и ненадолго загрустил. Подходит к концу срок его изгнания. Об этом он еще не успел сказать Снежкову. А как сказать о всех своих нехороших поступках, которых поднакопилось столько, что его даже удалили из школы на целую неделю? До такого не каждый мальчишка способен достукаться. Даже Ваську, уж на что был отъявленный хулиган и двоечник, даже Ваську Рыжего и то не выгоняли из школы. Что скажет Снежков, когда узнает? И что он сделает?
Вот он сидит в своей красной клетчатой рубашке, положив сильные обветренные руки на штурвал, и тихо о чем-то переговаривается с мамой. И не догадывается, с каким человеком он связался.
Никогда еще Володя не чувствовал себя так тягостно. Ему хотелось все рассказать, но никак он не решался. А вдруг Снежков, даже не дослушав его, скажет: «Вот ты какой, оказывается!» И тогда всему наступит конец.
Но все-таки надо сразу все сказать — хуже будет, если все откроется потом, когда они уже привыкнут друг к другу. Ох, что-то будет? Володя почувствовал, как все в нем сжимается, словно тугая пружина, которая, как только закрутишь ее до предела, вдруг развернется во всю свою силу.
Лодка рвется вперед, бросая в лицо прохладную водяную пыль. Володя решительно сказал:
— Вы, наверное, не знаете еще… Меня из школы исключили.
— Вот как даже! — воскликнул Снежков с таким видом, словно он уже и сам догадался, что ничего хорошего от Володи ждать не приходится. — И за какие злодейства?
— Много всякого…
— Плохо это, когда много всякого… — Снежков повернул штурвал и сбавил газ, отлогий бережок поплыл навстречу, — …и когда от тебя коллектив отказывается.
— Нет! — с отчаянием заверил Володя. — Не коллектив это. Директор. — Но, желая быть до конца правдивым, он добавил: — Девчонки, конечно, тоже…
Лодка зашуршала по песку и мягко ткнулась носом в поросшую травой кочку. Снежков выпрыгнул на берег и подтянул лодку к самому берегу. После этого он подал руку маме, помогая ей сойти на берег. Володя выпрыгнул сам, без посторонней помощи, во-первых, потому, что ему и не требовалось никакой помощи, а во-вторых, потому, что Снежков все еще держал мамину руку, думал, наверное, что ее укачало.
Мама сказала:
— Ну, вы тут поговорите, а я погуляю и поищу хворосту для костра.
Ушла. Снежков спросил:
— Ты что-то про девчонок сказал. Не ладишь с ними?
— Бестолковые они…
— Вот ты как рассуждаешь! А ты не учитываешь, что и мама когда-то девчонкой была.
— Она и сейчас.
Неизвестно отчего Снежков улыбнулся и сел на зеленую кочку.
— И сейчас? — радостно спросил он.
— Ну да. Футбол с нами гоняла на дворе, — сообщил Володя: говорить, так все до конца. Пусть знает, с кем он связался. — Даже удивительно, как ее председателем завкома выбрали, и некоторые даже боятся. Хорошун, например. Стереотипщик есть у них в типографии. Здоровый такой, а боится.
— А он, что, этот Хорошун: лодырь или выпить любит?
— Мама говорит: антиобщественный тип. Себе на уме.
— Ну вот видишь. — Снежков поглядел в ту сторону, куда ушла мама. — Хорошие люди никого не боятся. Учти это. И со всеми у них отношения нормальные. С девчонками — тем более.
Володя задумался. Не такие уж девчонки вредные — это правда. Не все. Есть даже совсем хорошие девочки: Катя Карасик например. Тайка тоже. Всегда поможет и никогда не выдаст. Да и другие ничего плохого Володе не сделали. Нет, тут он, конечно, не все продумал, лишнее сболтнул. Но, чтобы Снежков тоже не подумал так, Володя вздохнул и осторожно заметил:
— Не знаете вы наших девчонок…
Снежков хотел что-то сказать, но в это время среди кустов замелькал голубой мамин шарфик. Она бежала, отмахиваясь от комаров, смеялась и выкрикивала:
— Загрызли начисто! Я там сушинку хорошую нашла, пришлось бросить, так бежала. А у вас тут благодать…
И в самом деле — по реке гулял вольный ветер, отгоняя комариные полчища.
— Зато рыбы много будет, — сказал Снежков и объяснил, заметив Володино удивление: — Смотри, какое у них там пирование.
Володя посмотрел — да, в самом деле, как это он раньше-то не заметил: ветер подхватывал комаров, бросал их в воду, а оттуда то и дело выскакивали маленькие рыбешки, заглатывая комаров. По всей реке шли круги от рыбьего всплеска. И в самом деле — пирование.
— Все вы знаете, подмечаете, — уважительно проговорил Володя.
— Приходится, — засмеялся Снежков.
И мама тоже засмеялась. «Что это они?..» — подумал Володя. Сам-то он был очень озабочен и взволнован полной переменой всей своей жизни. Он еще не понимал, что и мама, и Снежков тоже взволнованы переменой их жизни, кроме того, они просто очень счастливы и смеются только оттого, что еще не привыкли к своему счастью, а может быть, даже немного и стесняются его. Ведь самое настоящее, самое хорошее счастье — именно то, которое приходит неожиданно. Этого Володя еще не знал и подумал, что это они посмеиваются над ним, и слегка обиделся.
Снежков сразу это заметил.
— Если хочешь быть художником, то все должен подмечать, — сказал он. — Все видеть, все слышать. Художники — внимательные, умелые люди. Глазастые, рукастые…
— Ага! — подхватил Володя. — Ушастые, носастые… — Ему тоже сделалось легко и весело, и он пояснил: — Все запахи чуют…
— Как собаки…
— Нет. Как следопыты.
— Правильно, как следопыты.
— Ну, следопыты, — перебила мама этот веселый разговор. — Чай будем пить или как?
Она сидела на зеленой кочке веселая и такая красивая, какой Володя никогда ее не видел. «Это оттого, что у нас появился Снежков, — подумал он. — От меня-то ей мало радости, это уж точно. Ну, да ладно…» И он, презирая комаров, решительно отправился разыскивать мамину сушинку для первого семейного костра.
МЕДВЕЖЬЯ ШКУРА
В город приехали уже затемно. Снежков очень давно не бывал в Нашем городе, но он как-то очень скоро разыскал лодочную станцию, в два счета договорился со сторожем — инвалидом войны. Оказалось даже, что хотя они воевали на разных фронтах, но лечились в одном госпитале, как раз в том самом, где любимая сестра Валя начала свой военный путь.
Сторож помог снять мотор, убрал в кладовую и, прощаясь, заверил:
— Все будет в полном порядке, товарищ старший лейтенант!
Как он догадался, что Снежков — старший лейтенант? Совсем непонятно. Сам-то Володя еще не успел этого выяснить. Старший лейтенант!
Они шли по темным пустынным улицам спящего города и никого не боялись, ведь с ними был Снежков — старший лейтенант. У него за плечами тяжелый рюкзак и в руках чемодан. Володя несет скатанную в тугой валик медвежью шкуру и этюдник Снежкова. Все это связано ремнем для того, чтобы удобнее нести, перекинув через плечо. Маме ничего не позволили нести. Она идет налегке и посмеивается.