— Это здорово! — воскликнул Снежков и добавил: — Я хочу сказать — грандиозно.
— Не надо смеяться.
— Нет. Тут ничего смешного нет. Искусство может быть веселым, радостным, но смешным — никогда!..
— Да, я понимаю, — сказала Еления. — Он был веселый человек и работал веселые вещи. Идемте, я покажу вам последнюю его работу.
Внизу она распахнула дверь в свою комнату, и Володя сразу вспомнил, как он пришел сюда в первый раз и как тогда его поразили необыкновенная какая-то солнечная чистота этой красивой комнаты, и блеск желтого пола, и стены, сплошь увешанные пестрыми домоткаными коврами, вышивками, набойками и коми-пермяцкими поясами, вытканными из разноцветной шерсти. И потом каждый раз, когда он переступал порог, у него замирало сердце, как будто от всего привычного, обыкновенного он попадал в сказочное царство. А может быть, он все еще побаивался грозной Елении?
Но ведь Снежков-то никого не боится, а тоже вон как притих — стоит, оглядывается. И глазами мигает, будто он из темноты сразу попал на солнечный свет.
А Еления уже скрылась в своей кладовой, где у нее хранятся ее главные богатства, и оттуда, из темноты, слышится ее трубный голос:
— Заходите сюда!..
А Снежков все еще стоит да оглядывается и будто ничего не слышит. Тогда Володя взял его за руку и повел в кладовую. Там в темноте что-то таинственно поблескивало и переливалось многоцветными искрами. С легким скрипом разошлись в стороны внутренние окладные ставни. Веселый солнечный свет ворвался в кладовую. Все ожило и заиграло яркими красками, как бы обрадовавшись солнечному свету, и теплу, и людям, которые наконец-то пришли и прогнали темную надоедливую скуку.
Ожили все эти сказочной красоты кони, звери, птицы, человечки, расписные чашки, невиданные существа, придуманные и сделанные сотнями веселых мудрых мастеров. Обязательно веселых. Таких, каким был его дед. «Забегу к нему на вершицу, — рассказывала мама, — смотрю — он режет дерево тоненькой стамесочкой и сам улыбается в бороду: „Вот удивлю людей своим сотворением!“».
Так вспоминал Володя, глядя, с каким радостным удивлением рассматривает Снежков все, что показывает ему Еления. Он сейчас очень похож на маленького мальчика, попавшего в замок к доброй волшебнице. Это Еления-то? Володя даже растерялся — грозная, непреклонная старуха вдруг обернулась доброй волшебницей. Как это так получилось?
И, как бы издалека, до него долетел ее торжественно-ликующий шепот:
— Это еще не все! Не все здесь поместилось! Сколько еще в сундуках этих!
И веселый голос Снежкова:
— Да уж и то, что есть, — это целый музей!
— Вот об этом у нас и будет разговор.
— Да я уже все знаю. Володя мне говорил об этом.
— Володя. Как это превосходно, что он вас отыскал! Постойте, да вы еще самого главного-то и не видели.
Она обернулась к витрине, на верхнем стекле которой стоял «Лебеденочек», укрытый цветастой шалью. Еления осторожно сняла шаль, и Володе, как и всегда, показалось, будто большая белая птица с шумом распахнула для первого взлета легкие крылья.
Наверное, Снежкову тоже показалось что-нибудь такое же, тем более что он видел «Лебеденочка» впервые. Он даже слегка отшатнулся.
— Да-а, — сказал он и через минуту повторил: — Да-а…
И после этого он долго ничего не говорил. А помолчав, рассмеялся, совсем как мальчишка, и пошел вокруг витрины, разглядывая «Лебеденочка» со всех сторон. В тесноте он наткнулся на Елению и только тогда перестал смеяться.
— Я много про вас слыхал, — заговорил он торопливо, — но никак не думал…
— А вам и не надо про меня думать. Сама с этим управлюсь. С думами этими. — Она бережно прикрыла «Лебеденочка» цветастой шалью и заговорила усталым голосом: — Видели богатство мое? Только двое знают о нем как следует: вы да наследник мой Володимир Вечканов. Сын не в счет, он — западник, модник. А на вас я еще посмотрю…
Она закрыла ставню, и в чулане снова стало темно.
В своей чистой, светлой комнате она опустилась в кресло, велела и Снежкову сесть и сейчас же загудела:
— Таежного нашего края мужики еще в древности славились мастерством своим необыкновенным. Знаменитые резчики среди них жили: наша деревянная скульптура на весь мир известна.
— Знаю, — начал было Снежков, но Еления грозно взмахнула рукой.
— Да это все теперь знают. А каких трудов стоило первому собирателю отыскать в старых церквах и часовнях это богатство — деревянных богов! Кто про это знал, то забыл. А кто сейчас знает Великого Мастера Володимира Васильевича Вечканова? Он изо всех чудотворцев, я считаю, самый первейший. Такие еще не рождались на нашей земле. Музейные наши деятели еще не вполне все понимают, а про отцов города и говорить нечего. А дом этот — единственный в мире по художеству своему, — того и гляди, на слом приговорят.
— Не дам, — проговорил Володя. — Мы не дадим…
Наступила тишина в расписной, расшитой Елениной горнице, и даже сама грозная хозяйка притихла, поглядывая на Снежкова требовательно и ожидающе. Поняв, чего от него ждут, Снежков задумчиво проговорил:
— Искусство, особенно наше, конечно, штука могучая. А вот каждое отдельное произведение искусства вполне беззащитно. Как вот этот дом. И то, что вы сберегли, за что великое вам спасибо…
— Не обо мне речь, — перебила его Еления.
Не совсем понимая, как это может быть — могучее и в то же время беззащитное, Володя еще увереннее повторил:
— Не ладим…
Взгляд Елении смягчился.
— На тебя вся и надежда, — тихо сказала она и спросила у Снежкова: — Я так понимаю, что у вас уже все решено с Валентиной?
Снежков положил руку на Володино плечо. — Конечно.
— Ну вот и отлично. Поди-ка ты, Володимир, погуляй, а мы гут еще потолкуем.
СЫН ВОЖДЯ
На крыльце Володю уже ожидал закадычный его дружок Венка Сороченко. Как только Тая рассказала в школе все, что сама успела узнать, так Венка и примчался. Даже последнего урока не досидел.
— Все ребята очень интересуются, как это ты из дома обежал. По всей школе только и разговору об этом. И даже девочки тебя, знаешь, как жалели, некоторые даже плакали. Милка Инаева, которая с тобой сидит, на твое место цветок положила, ландыш, что ли? Мария Николаевна спросила: «Это еще что за фокус? Убери немедленно». Тогда Милка громко, на весь класс, сказала: «Вот до чего довели человека». А Мария Николаевна говорит: «Выйди из класса». Милка, понимаешь, цветок в зубы зажала и так через весь класс и прошла. А потом на переменке этот ландыш в твою парту положила. Слушай, это правда, что ты медведя убил?
— Кто это сказал?
— Никто не сказал. Тайка говорит, что ты шкуру привез.
Володя ответил, что шкуру он действительно привез, и повел Венку в свою комнату. Тот, как увидел, какая это огромная шкура, даже заикаться начал:
— О-го-го ка-ка-кая! Можно, я на ней посижу?
— Валяй. Я по ней хожу. Только босиком.
Венка сейчас же разулся, походил по шкуре, потом упал на нее, покатался и все время не переставал выкрикивать:
— Эх, какая мягкая! На ней спать здорово! Как матрац! Она теплая, наверное. А если в нее завернуться да по улице пойти ночью?.. Жаль, что не ты его убил. Слушай, может, ты видел, как его…?
— Что ты! Как я мог видеть, когда его в прошлом году убили?
— Да, не мог, — огорчился Венка с таким видом, будто он сейчас расплачется от обиды.
Тогда для его утешения Володя рассказал, как Снежков убил этого медведя, спасая своего товарища Конникова. И так рассказал, с такими подробностями, что Венка утешился и решил:
— Нет, ты мне не говори: видел ты все. Это ты прибедняешься. А Снежков этот, он как тебе?
— Он мой отец, — ответил Володя твердо и немного торжественно.
Венка очень обрадовался:
— Ну вот, что я говорю. Отец убил медведя, это все равно что ты сам.