Могло ли случится так, что ответ действительно находился где-то в уголках памяти?
Очередная вспышка прожектора озарила в самом центре сцены прямоугольную ширму, рисунок которой, по всей видимости, изображал кирпичную стену. Прямо перед ней, спиной к зрителю, стоял мальчик с фотоаппаратом в руках, рассматривая расплывчатые фотографии, которыми была украшена ширма. Его поза, изгиб плеч и сжатые кулаки явно говорили о царившем на сцене напряжении – что-то сильно беспокоило этого ребенка. За его спиной, на переднем плане, через равные промежутки времени, пробегали другие дети в школьной форме – запрыгивая в круг света с одной стороны, через мгновение они вновь исчезали за его пределами с другой. И чем дольше мальчик изучал фотографии на ширме, тем старше становились пробегающие мимо него дети.
Незаметно поменялся и свет, падающий на сцену – из него вдруг исчезла вся нежность и мягкость, что так поразили меня в самом начале спектакля. Краски померкли, превратившись в тусклое подобие прежней, сочной, палитры. И вся притягательность сменилась равнодушием. Теперь, действо больше напоминало сюрреалистичный набросок неизвестного художника.
Вскоре, в лучах прожектора появилась женщина с каштановыми волосами из первой сцены. Я снова не смог разглядеть её лица, но отчётливо понял – в ней тоже произошли перемены. Подойдя к мальчику и обняв его за плечи, она какое-то время молча стояла рядом, изучая фотографии на ширме. После чего, взглянув в сверху вниз, в лицо мальчику, сказала:
- Все будет хорошо. Не переживай.
Эхом прозвучавшие слова погрузили всю сцену во мрак, оставив на душе неприятный осадок. Я вдруг понял, что из глаз этой женщины бесследно исчезли радость и душевная доброта, что раньше так притягательно сверкали во взгляде. Сейчас, то были самые обыкновенные карие глаза на усталом женском лице, в которых я больше не смог бы прочитать слово «люблю».
Будто под влиянием от увиденного, и во мне самом что-то изменилось. Если в самом начале спектакля я чувствовал радость, искренне сопереживая происходившему, то, сейчас, мною овладевала тревога. Последняя сцена, олицетворившая собой течение моей школьной жизни, оказалась самой болезненной – я был разочарован увиденным, и в голове сразу же всплыли слова мальчика: «Вы захотели забыть меня. Забыть все, что напоминало Вам о прошлой жизни, и об испытанном Вами разочаровании».
Неужели, он говорил именно об этом?
Спектакль, между тем, продолжался в прежнем ритме. В какой-то момент я ощутил себя застрявшим в цикличной последовательности воспоминаний, прерываемой лишь морганием прожектора – свет гас, пролетали секунды, проведённые в темноте, и луч выхватывал на сцене очередной эпизод. Из месяца в месяц, из года в год, двигаясь вместе со спектаклем по следам прошлого, я возрождал в памяти историю былых времен: школьные годы, поступление в университет, студенческая пора зубрежек и спортивных соревнований, увлечение искусством – в каждом из этих отрезков жизненного пути находились дорогие сердцу события, о которых я успел позабыть, но, которые, получив свое отражение на античной сцене, возрождали память о себе. И тогда, словно по цепочке, пробуждались и другие, более дремучие образы. Медленно, я восполнял пробелы памяти, заново переживая всю свою жизнь.
И несмотря на безрадостность всех последующих воспоминаний, лишь усиливающих чувство печали, я оставался доволен таким развитием событий.Смутно я осознавал, что в конце этого загадочного представления смогу наконец понять, где конкретно допустил ошибку в собственных поисках. Ради этого мне хватит сил перенести любые испытания.
Поглощенный подобными размышлениями, я не сразу заметил, что спектакль прервался – в след за очередным погружением во мрак привычной вспышки прожектора не последовало. Минута за минутой, я продолжал сидеть в кромешной темноте, сжимая руками собственные колени и напряженно всматриваюсь туда, где должна была быть сцена, в отчаянной попытке увидеть хоть что-то значимое. До моих ушей не доносилось ни единого звука - казалось, что даже сердце, замерев в ожидании, перестало биться, и время вокруг замерло…
Наверное, именно поэтому слова, донёсшиеся до меня откуда-то из глубин театра, были подобны грому среди ясного неба:
- Наконец-то все в сборе, - приятный голос с нескрываемыми нотками радости, явно принадлежавший молодой девушке, был полон очаровательной женственности.
- Приятно познакомиться! – несколько других голосов, мужских и женских, вперемешку приветствовали друг друга, следом обменявшись и другими фразами, смысл которых я не разобрал.
В зале все еще было темно, поэтому я не смог определить, откуда доносятся голоса. Но, зажмурившись, представил, что вижу говоривших на сцене. Вижу их лица, и ту радость, что они испытывают.
- А я уже не верила, что мы сможем вот так собраться, - снова прозвучал радостный женский голос, - сколько раз пытались это сделать и всегда безрезультатно.
- Все хорошо, что хорошо кончается, - в разговор вступила ещё одна девушка. В её словах чувствовалась едва уловимая самоуверенность, присущая людям с сильным характером.
Услышав её, такой спокойный, но твердый голос, я почувствовал странную теплоту в сердце. Будто бы в очередной раз вспомнил что-то очень важное. Неужели, я был знаком с этой девушкой?
- Согласна. Давайте тогда сразу приступим к делу! – веселая девушка продолжила с той же нежно-радостной интонацией. - Думаю, у всех нас есть ограничения по времени, так что не будем терять его даром.
- Мне кажется, для начала стоит определиться с вопросами, в которых вы сможете нам помочь, - впервые из темноты прозвучал мужской голос – его обладатель говорил густым басом с легкой хрипотцой. – У нас есть несколько тем для культурного фестиваля, в которых возникли загвоздки. В частности, по предстоящей в манеже выставке авангардистов.
- Как удачно! - веселая девушка с ещё большей радостью подхватила слова говорившего. - Ты же без ума от сумасшедших авангардистов и, как никто, разбираешься в этом направлении. А значит, мы запросто сможем им помочь.
Произнося это, она несколько раз сменила интонацию, видимо обращаясь к разным людям, из-за чего мне было сложно понять, какая часть фразы к кому относится.
- Прости, пожалуйста, - в разговор вступил ещё один мужской голос, необычайно мягкий, тоже показавшийся мне смутно знакомым, - что именно тебя так привлекает в их работах?
- Меня привлекает свобода! - когда я вновь услышал эту самоуверенную интонацию в голосе девушки, что так просто и, вместе с тем, с такой серьезностью ответила на сложный вопрос, все мои сомнения и неуверенность на её счет развеялись. В голове все сразу же встало на свои места – кем была эта загадочная девушка, и кем остается для меня до сих пор.
Однако, в след за отголосками её последних слов, зала театра погрузилась в атмосферу полной тишины. Невидимая глазу, но полная жизни, сцена, прервалась так же неожиданно, как и все, что происходило в этом спектакле. И вновь потянулись минуты нетерпеливого ожидания.
На этот раз я решил воспользоваться временным затишьем, и как следует обдумать увиденное и услышанное в этом месте. Но, как бы я ни старался, сосредоточиться на чем-то конкретном не получалось – все мои мысли занимала та самая девушка, с голосом полным самоуверенного спокойствия. Ни о чем другом думать я просто не мог. И поэтому, когда со сцены вновь зазвучали знакомые голоса, меня поразило чувство искренней радости.
- Ты действительно хорошо разбираешься в авангардизме, - вкрадчивый мужской голос звучал мягко и дружелюбно. Мне показалась, что я уже слышал его в прошлой сцене. - Никогда бы не подумал.