Смотрит на меня, поставив руки на талию, а я сжимаю свои плечи, заприметив за его спиной приближающуюся Роббин, которая еле удерживает несколько упаковок с мясом, поэтому протискиваюсь между тележкой и Диланом, который, клянусь, пускает смешок, заставив меня напряженно отвести взгляд. Спешу к женщине, чтобы больше не оставаться наедине с человеком, который настораживает меня. Своим давлением. Вряд ли я действительно интересна ему, от этого данная ситуация мне еще неприятнее. Скорее всего, его мать настаивает на том, чтобы мы нашли общий язык.
Но, повторюсь.
Я не преследую эту цель.
Мне не нужны друзья.
«Вы только посмотрите на неё».
Замедляю шаг, приближаясь к Роббин. В голове странным образом всплывают воспоминания, которые приводят меня к растерянности. Я путаюсь между реальностью и миром мыслей, миром прошлого, но умело возвращаю себя, когда проникаю пальцами под ткань рукава свитера, нащупав вечно больной участок кожи на запястье.
…Крепкая хватка на шее, резкое дерганье головы выше, напуганный взгляд в потолок…
Мнимая боль охватывает глотку, словно кто-то жестко сжимает кожу шеи, вонзая в неё ногти. Не даю себе проникнуться воспоминаниями. Щипаю запястье. Место, с которого никогда не пропадает синяк, ведь я постоянно нервничаю, постоянно борюсь с чем-то внутренним, на уровне подсознания. Именно таким образом. Физическая боль — самая действенная.
«Маленькая дрянь, давай, пой».
Щипаю. Иду к Роббин. Щипаю. Слежу за дыханием.
Прочь из меня.
***
— Так… — Роббин переминается с ноги на ногу, ощущая легкую усталость от долгого хождения по гипермаркету. Она тщательно скользит взглядом по списку покупок в своих руках, чтобы точно понимать, сколько продуктов осталось взять. Дилан катает тележку вперед-назад, толкая её от себя и отпуская, а после резко сжимая ручку и подтягивая к себе. Очень увлекательно. Он изредка поглядывает на девчонку в свитере, которая смотрится нелепо. Честно. Очень. Эти мешковатые джинсы, этот старый свитер. Вся одежда висит на ней, будто мешок. Неудивительно, что люди оглядываются на неё, долго рассматриваются, даже шарахаются. Конечно, это не касается парня, но разве самой Тее приятно чувствовать всеобщую неприязнь? Она… Окей, Дилан признается в своих мыслях.
Тея похожа на человека без места жительства. На бомжа. Вот, о чем он подумал мгновение назад. И его злят собственные мысли. Никогда прежде он не испытывал к кому-то столь сильной неприязни из-за внешности. Круг его общения разнообразен. Каких только людей он не встречал. Но именно Тея, м-м, что-то отдельное. Дилан не может долго смотреть на неё. Противно.
Парень опирается локтем на ручку тележки, пока другой упирается себе в бок, и хмуро изучает поведение Теи, которая еле протискивается между людьми, пытаясь что-то им сказать, попросить пройти, но вместо слов слышен лишь её писк, и Дилан хмурится, вдруг осознав:
— Я понял, кого она мне напоминает, — переводит внимание на Роббин. — Мышь, — женщина отрывает глаза от списка, томно вздохнув и прикрыв веки. — Серую. Мышь, — с паузами произносит Дилан, повернувшись так, чтобы опереться локтями на ручку тележки:
— Скажи честно… — его мать пытается вновь проверить список. — Она какая-то недоразвитая? — Роббин моргает, качнув головой, и еле сдерживается от желания хлопнуть сына по плечу. Но тот слишком настырный и поэтому толкает тележку, чтобы та ударила мать в бедро:
— А-у. Женщина.
— Просто, — она опускает руки, обратив внимание на сына, но не находит подходящих слов, поэтому мнется, под надзором О’Брайена анализируя свою мысль, которую хочет озвучить. — Из-за травмы головы… — пальцами касается виска, говоря тише. — Физической и психологической, — уточняет, пытаясь, правда, пытаюсь выразиться мягче. — У неё слегка…
— Крыша поехала? — Дилан не особо подбирает слова, и женщина вздыхает, окинув сына недовольным взглядом:
— Я не таким образом хотела выразиться, — вновь хочет уткнуться в список, но сын не позволяет, продолжив расспросы:
— Почему ты решила взять подростка? — давит тележкой на её бедро. — С детьми-то еле справляемся, — хмурится, пустив смешок, и выдает очевидное. — Со мной ты не справляешься, — напоминает об этом важном факте, заставив мать раздраженно закатить глаза. — Решила разбавить свой стресс ещё одним трудным подростком?
— Есть причина, — женщина пихает от себя тележку, ругнувшись на парня, который не должным образом воспринимает грубость, поэтому остается спокойным:
— Какая?
— Я должна объясняться перед тобой? — Роббин пускает смешок, подтянув лямку сумки выше по плечу. Дилан улыбается:
— Хорошо бы посвящать меня в свои планы.
Оба отвлекаются от неприятной беседы, обратив внимание на Тею, которая пытается вытащить картонную упаковку из пачки таких же, чтобы начать складывать внутрь яйца. Но у неё не выходит.
— Конечно, — Роббин шепчет. — Стоит ей давать задания, но…
— Она не справляется, — Дилан вздыхает. — Ни с чем.
— Да, это точно.
— Она тут кран открыть не могла.
— Ты подкрутил? — Роббин переводит глаза на сына. Тот так же медленно обращает внимание на неё:
— Да.
— Умница, — вздыхает, вновь изучая список.
— Но всё-таки… — Дилан не отстает, и женщина опускает руки, сдавшись:
— Почему тебя это так заботит? — уже с давлением и ворчанием перебивает сына, а тому есть, что ответить, так что он ни на секунду не мнется:
— Потому что я хером чувствую, что от неё будут только проблемы, — с таким же давлением высказывает. — Она — одна большая проблема.
— Послушай, — Роббин набирает кислорода в легкие, устало коснувшись пальцами лба. — Во-первых, — морщится, — фу, никогда так не выражайся, — Дилан смиренно кивает, но женщина слишком хорошо его знает. Он точно выкинет нечто более мерзкое, чем это. Остается только ждать.
— Во-вторых, — поглядывает на Тею, которая не справляется с упаковкой, но умело забирает одну из них у полной женщины, которая отворачивается, чтобы наполнить яйцами ту, что держит в руках. — С чего ты взял, что она будет проблемной? — смотрит на сына, пытаясь убедить его. — Вспомни, сколько детей через нас прошло. И все…
Грохот. Роббин и Дилан вновь поворачивают головы, уставившись на Тею, из влажных рук которой выскальзывает упаковка. Теперь те яйца, которые она набрала, разбиты. Белок смешивается с желтком, растекаясь в стороны, а люди бросают на девушку косые оценивающие взгляды, оценивают её с ног до головы, с неприязнью морщась и отходя в стороны, будто бы от Теи несет мертвечиной, а сама девушка нервно моргает и приседает на трясущихся ногах, дрожащими руками сжав испачканную упаковку.
И Дилан внезапно понимает, ухватившись за следующее сравнение, которое всплывает в голове:
— Наркоман.
Роббин сглатывает, напряженно въевшись взглядом в пол, когда парень врезается своим в её профиль, осознав, насколько метко попадает, ведь женщина замолкает, сжав пальцами исписанную бумажку:
— Она наркоман?
***
Бренчит. Нет, не играет, а именно пытается что-то выдавить, пока мучает бедную гитару Дэна. Вполне возможно, он окончательно расстроит инструмент, и бедному другу придется долгое время привыкать к новому звучанию. У Дилана нет таланта к музыке, но он не из тех, кто привыкает к похожим мыслям. Когда он понимает, что не способен на что-то, то раздраженно продолжает пытаться развить в себе навык. Так произошло со многим в его жизни. Например, поступив в первый класс, он бегал медленнее всех. Даже девчонки без труда обгоняли его на соревнованиях. Но к классу третьему, после многих тренировок, он вышел вперед. И это непонятное упорство проявляется во всех аспектах его обыденности. Если что-то не выходит, его это злит, раззадоривает, отчего интерес и желание подогреваются. Убьется, но осилит — вот, кажется, его правило. Он не оглашает данного, но даже Роббин завидует этой необъяснимой настырности. Которая, конечно, раздражает, особенно, когда парень достает её. Всё-таки не может быть одной стороны медали. Даже хорошие черты характера имеют свои недостатки в иных случаях проявления.