— У тебя нет аппетита? — мисс О’Брайен по-прежнему утаивает волнение, касательно отсутствия прогресса.
Оушин отмирает, проронив бесчувственно:
— Задумалась.
Шаги в прихожей. Никто не расслышал предшествующего дверного хлопка, поэтому все обращают взгляды на вставшего на пороге парня, который, чисто внешне, вполне хорошо себя чувствует.
— Привет, — Дилан с подозрением изучает сидящих за столом, не понимая, чего они так уставились. Рубби первой переводит внимание на Тею, пережевывая картошку за обе щеки. Оушин опускает глаза, нехотя положив немного еды в рот. А Роббин включает режим мамочки:
— Где ты был?
— По делам гонял, — парень проходит к раковине вымыть ладони.
— Есть будешь? — Роббин оглядывается к нему.
— Oui madame (Да, мадам), — парень выключает воду.
— На том спасибо, — ворчливый режим мамочки отключается — и Роббин возвращается к еде.
Дилан накладывает себе немного и, не бросая предварительных взглядов на Тею, садится рядом с ней напротив женщины:
— Что там насчет лечения Брук? — задает вопрос будничным тоном. Оушин вновь чувствует укол в груди, но контролирует эмоции глубоким вздохом.
— Насколько я знаю, — Роббин задумчиво поднимает глаза, — сегодня Эркиз обсуждал это с её родителями, но я не успела ничего выяснить.
— Ладно, — парень принимается есть.
И дабы молчание не испортило атмосферы, Роббин, наплевав на усталость, начинает вести разговор с Рубби, постепенно вводя в него и Дилана, и Тею. Окей, мисс О’Брайен верно полагает, что неплохо справляется с ролью взрослой дамы.
После ужина, после принятия душа ребром встает следующий вопрос: стоит ли Тее переночевать сегодня у Рубби? Ей не хочется драматизировать, но если Дилан иным образом не поймет, что они действительно поссорились, то будет лучше девушке какое-то время не проводить с ним бок обок. Она хорошо знает, как парень пытается справиться с негативной ситуацией. Он начнет отшучиваться, отнекиваться, вести себя как угодно, лишь бы не пытаться исправить причину конфликта. Поэтому… Тея попытается наказать его своим отсутствием? Оушин прыскает смешком под нос, подходя к двери комнаты парня. Скорее, он воспримет это как праздник.
Открывает, без эмоций проходя в помещение. Дилан сидит за столом с включенной лампой и оглядывается, отвлекаясь от экрана ноутбука. Скоро начнется семестр. Выпускникам выслали программу до конца учебного года, и парню хотелось заранее узнать, что станет причиной его ранней седины.
Наблюдает за молчаливой девушкой, которая берет свой телефон с тумбочки, целенаправленно поспешив обратно к двери.
— Où vas-tu? (Куда ты?) — еще немного об особенностях Дилана О’Брайена: когда он нервничает или когда его обыденность теряет стабильность, он невольно начинает вещать на французском. Близкое общение помогло Тее выучить некоторые короткие фразы, она тормозит, обернувшись, но не успевает ничего сказать в ответ, ведь парень всё понимает и потому морщится, устало скользнув ладонями по лицу:
— Хватит. Перестань, — полностью разворачивается на стуле к девчонке, заняв расслабленную позу, дабы выглядеть менее напряжённым, чем Оушин. — Это всё из-за результатов?
— Откуда ты знаешь, какие у меня результаты? — Тее хотелось бы сдерживать сердитость, но увы, она фыркает. Как типичная девчонка. Сама это осознает в процессе общения. И немного поражается своему поведению.
— По лицу видно, — Дилан подпирает щеку кулаком, не прерывая зрительного контакта. — Решил не спрашивать, чтобы не усиливать твою хандру. Ты ведь стараешься.
Оушин опускает глаза, сохранив внешнее безразличие. Окей, причина, почему он не спрашивал об осмотре, выяснилась, но это не меняет всей ситуации. Это не главная проблема, которая тревожит девушку.
— Я лягу у Рубби, — Тея всё-таки стоит на своем, шагнув спиной к порогу.
Дилан с заметным напряжением прикусывает внутреннюю сторону щеки, но плечами пожимает так, будто его это не колышет:
— Как хочешь, — пристально смотрит ей в глаза. Тея кивает, опуская взгляд, и отворачивается, покинув комнату. Как только дверь закрывается, парень хлопает ладонями по подлокотникам, с ворчливым мычанием запрокинув голову и чуть скользнув с края стула.
— Bon sang, Thea, — и шепотом, пялясь в потолок, проговаривает под нос строчку из песни. — Tu es libre aujourd’hui, mais je vais te tuer demain.
«Что с тобой?»
Дэниел задает себе данный вопрос на протяжении последних суток. Колотит боксерскую грушу, наплевав на поздний час. К этому времени зал только начинает набиваться мужиками, пришедших после тяжелой, порой грязной работы.
Дэниел среди них выглядит сопляком, который попутал игровую комнату с боксерским клубом. Парень не печется о том, как смотрится на общем фоне. Он пришел с целью навредить чему-нибудь. Груше, например. То, какие негативные эмоции бурлят внутри него, ничем не подавить. И если он не избавится от них здесь, то точно утроит конфликт дома.
Что является причиной его агрессии?
Всё. Всё, о чем он запрещал себе думать. О глупости матери, позволившей отцу вновь стать частью её жизни. О недо-дружбе с О’Брайеном, для которого был лишь заменой Норама. О девушке, которая ему нравилась, но для которой, опять же, он был альтернативной версией.
Бьет по груше. Злость только усиливается.
Он пытался стать частью чужой жизни и сам позволил себе быть другим, лишь бы избавиться от одиночества. Было ли это верным решением? Наверное, нет. Он сам виноват. После курса реабилитации, намеревался вести нормальную подростковую жизнь, а вышло как обычно.
Дэниел Браун боится себя самого. Он больше не хочет возвращаться в лечебницу, а для этого необходимо оградиться от того, что вызывает в нем всплеск агрессии.
То есть… от всего?
***
Наполняю ладони холодной водой, но не спешу одарить ею лицо, которое после сна обладает необъяснимой тяжестью. Ощущение «опухлости» присутствует во всем теле. Смотрю на свои руки, склонив голову. Ванная комната переполнена каким-то томным светом, действующим удушающе на меня. Странное ощущение, словно я стою здесь уже минут сорок. Все мышцы затекли, а несменное выражение лица напрягает мимику, превращая мускулы в камень.
В груди… почему в груди так тихо?
Алая капля падает на дно раковины, разбивается, кровью пачкая мрамор. Вздрагиваю, но как-то лениво, будто у меня не находится сил для нормальной реакции. Пальцами касаюсь впадинки над губой, чувствуя, как из ноздри течет теплая жидкость. Несобрано реагирую, подставив обе ладони, чтобы кровь каплями сыпалась в них, и еле выдаю хмурость на лице при виде своих тонких запястий и костлявых пальцев. Я всегда была нездорово худой, но не настолько.
Поднимаю глаза на зеркало, застыв в ужасе: худощавое лицо, не мое. Щеки слишком ушли, бледная кожа обтягивает кости, вырисовывая форму черепа. Глаза неестественно глубоко посажены, взгляд не принадлежит мне, а чему-то, что давно сидит глубоко внутри.
Приоткрываю рот, давясь кровью, что начинает стекать по носоглотке. Хватаюсь костлявыми пальцами за шею, охваченная приступом удушения. Вся дрожу и трясусь, а отражение в зеркале сохраняет неподвижность, сверлит меня взглядом, явно чего-то ожидая. Приходится взяться одной рукой за край раковины, чтобы не упасть. Ноги подкашиваются. Мне страшно узнать, в каком они состоянии. Сердце в груди продолжает молчать, а паника сказывается на возможности видеть четче.
Выстрел.
Оглушительный, режущий.
Еле поворачиваю голову, хрустнув шеей. Дверь ванной вдруг оказывается распахнутой. Там, в темноте коридора, мои глаза различают два тела на полу. И я узнаю в бездыханных жертвах Роббин и Дилана, отчего ужас на моем лице выражается с новой мощью. Рядом с ними стоит мужчина. Мне не разглядеть его лица, не узнать черт, но разум самостоятельно находит ответ в своих глубинах, рёвом пронзив голову.
Он.
Моргаю, заливаясь слезами, и кашляю, вдруг ощутив, как в коленях что-то хрустит. Ноги надламываются, кости настолько ослабли из-за истощения, что больше не смогли удерживать небольшой вес моего тела. Валюсь на плитку, испытав шок от неописуемой боли поломанных ног, и, не в силах сдерживать её, рву глотку хриплым криком.