Выбрать главу

— При-ду-рок? — О’Брайен уточняет, на что Брук реагирует безмятежно и крайне важно:

— Я так и сказала.

— Ладно, разведем, — Дилан внезапно загорается идеей пожарить что-нибудь на костре. Это ассоциируется у него с приятными воспоминаниями. Так что почему бы и нет?

Он поднимается с бутылкой в руках под вниманием Теи. Реин резко вскакивает:

— Я помогу! — и спешит за парнем к порогу, получив в спину недовольное:

— Эй. А картошка? — Норам бурчит в пустоту, ведь Брук уже вешается на плечо Дилана, пропадая вместе с ним за стеной. — Зараза, — усмехается, сделав большой глоток, и встает, дабы занять себя готовкой. Находиться наедине с Теей ему некомфортно. Он не знает этого человека и, что уж таить, чувствует исходящее с её стороны напряжение. Но она — девушка О’Брайена. Исходя из наблюдения, довольно-таки простая по натуре. Вот только её молчание нельзя назвать привычным. Норам словно может улавливать шум, исходящий от мыслительного процесса Оушин. Это… странно. И, скорее всего, надуманно, так что он улыбается ей:

— Не нравится пиво? — о чем еще можно говорить?

Тея долго пялится в сторону коридора, затем медленно двигает губами, нехотя отвечая:

— Я любила выпить.

— А кто ты, когда пьяна? — Норам на фиг снимает сковородку с плиты. — Я — паркурщик, Брук — повар, Дилан…

— Дилан — спящая красавица, — Оушин перебивает, и Норам давится смехом, кивая головой:

— Тоже заметила, да?

— Он может уснуть в любом месте, в любой позе, — голос девушки ровный, а глаза вновь устремлены в сторону коридора.

— Таки… А ты кто? — Норам садится напротив неё, вдруг чувствуя себя гораздо раскованней в компании незнакомки. Тея задумчиво мычит под нос, никак не меняясь в лице, и с таким же спокойствием шепчет:

— Я — царь Леонид.

Норам клонит голову к плечу, вопросительно прищурив веки:

— В смысле?

Уголок губ Оушин дергается, но она сдерживает улыбку, опять подперев ладонью щеку:

— Ногами размахиваю.

Повышенная влажность зимними вечерами способна вырвать тебе глотку, если ты как следует не утеплишься перед выходом на улицу. По этой причине Брук кутается в шерстяной плед, натягивает капюшон куртки и лишь после выходит за Диланом на задний двор. Парень обходится одной кофтой. Наверное, ему охота ощущать на теле дискомфорт, приносимый холодом. Тот немного остужает пылающий разум.

О’Брайен набрасывает углей, находит более-менее сухие ветки. Выложенный камнями круг использует для рамок предполагаемого костра.

Когда Реин выходит к нему, огонь уже начинает разгораться. Дилан садится на бревно напротив, продолжая переворачивать угли палкой. Холод медленно врастает в кожу. Брук шаркает к спине О’Брайена, мягко ворошит пальцами его волосы и садится рядом, укутавшись по самый нос в теплый плед.

Какое-то время между ними царствует молчание. Девушка с приятной ностальгией прислушивается к скрежету дерева, к постанывающему где-то в кронах елок ветру, к трещанию сверчков и далекому уханью совы. Прикрывает веки, чуть скинув голову, и губы сами собой расплываются в улыбке. Так приятно вновь оказаться здесь, в этом же составе. Ну, почти. Только Тея Оушин не к месту — вот, о чем невольно задумывается Брук, когда переводит взгляд на огоньки, возникающие в разных местах костра.

— В последнее время ты какой-то… зажатый, — нетрезвый мозг — не помощник в процессе душевных бесед. Дилан задумчиво смотрит на разгорающиеся угли, тревожа их палкой:

— Думаешь? — задает вопрос с наигранной безмятежностью и моргает, когда огонек пламени начинает резать взгляд.

Брук мнется, заерзав на бревне. Прячет ладони в карманах, грея пальцы, и со вздохом вновь смотрит на профиль парня, неуклюже подбираясь к главному:

— Ты… зная тебя… ты, наверное, чувствуешь себя…

— Брук, — Дилан прерывает её попытку залезть ему под кожу. С некоторых пор ей там не место. — Всё хорошо, — смотрит на неё искоса. — Главное, чтобы ты справилась со своими… — замолкает, полагая, что так или иначе выразиться не совсем корректно. Реин внимательно изучает его лицо, слишком вдумчиво для человека, погрузившего в себя три бутылки пива. И с проявившейся в глазах виной опускает их, с трудом втянув в легкие достаточно кислорода для «фильтрации» мыслей:

— Прости меня.

О’Брайен нервно откашливается, недовольно зыркнув на Реин, но не принимается остановить её попытки быть услышанной. Девушка пристально наблюдает за разгорающимся огнем, выражая всё больше эмоций на лице, главная из которых отражается в глазах:

— За мою ложь. За попытку навредить всем. И тебе в том числе, — вынимает ладони и опускает на них взгляд, принявшись играть пальцами с краем пледа. — Я просто была так зла, — вдруг хмурится, признаваясь себе в этой истине.

Дилан не встревает. Позволяет ей высказаться, чтобы немного, но ослабить тревожность из-за ошибок прошлого. Брук с волнением посматривает на парня, двигаясь чуть ближе, чтобы прижаться плечом к его плечу и почувствовать себя комфортно.

— Я всегда сдерживала эмоции внутри, — берет рядом лежащую веточку, принявшись концом удерживать над языками пламени, греющими её щеки, — подавляла, считала, что отсутствие чувств делает тебя сильным человеком, — моргает, еле воздержавшись от желания шмыгнуть носом. — Внутри творилось столько… — хмурится, с задумчивым видом анализируя свои ощущения. — Я чувствовала так много, — кончик веточки загорается, и Дилан легонько бьет по нему своей палкой. — И меня это злило, — девушка поднимает дымящийся кончик к лицу, как-то опустошенно наблюдая за испарением дымка. — Я старательно творила из себя другого человека. Другую Брук Реин. Худую красотку, с шаром из воздуха вместо мозгов, — почему-то улыбается. — Так приятно быть свободной от мыслей. Я гордилась своими успехами, добиваясь пустоты, — уголки губ опускаются, а взгляд вновь обретает серьезность в обмен на беспечность. — Но каждый раз эмоции, скапливаясь, вводили меня в ужас. Сначала это было раз в пару месяцев, затем в месяц, затем… в неделю. А потом в день. Обязательно раз в день я поддавалась этому бесконтролю.

Сглатывает, вновь опустив кончик ветки в огонь, который сильно разгорается, поднимаясь пламенем выше. Хорошо было бы отсесть от костра подальше, но на улице слишком холодно, так что гораздо приятней быть возле источника обжигающего кожу тепла.

— Моя мать… — Брук моргает, внезапно осознав, что язык сворачивается, не позволяя выдавить задуманное. — А Норам… они…

Заметив её заминку, Дилан отсекает:

— Не говори, если не хочешь.

Это должно остаться внутри неё. Необязательно просить прощения, оправдывая свое поведение. Некоторые вещи О’Брайену лучше не знать.

Брук ненадолго замолкает, устремив свой взор куда-то в сторону темного леса, и в итоге прикрывает веки, решив немного перевести дух. Больше нет ни сил, ни стремления говорить. Она сказала слишком много, хотя между ними нет места недомолвкам, но что-то по-прежнему удерживает девушку от признаний такого рода.

— Прости меня, — девушка повторно шепчет, никак не ожидав, что это вызовет ответную улыбку у Дилана.

— Так приятно осознавать, — загадочно произносит он, подбросив палок в костер. Брук с интересом косится на него, наклонив голову. О’Брайен переводит на неё взгляд, продолжая улыбаться краем губ:

— Не зря ты мне нравилась.

Реин не моргает, не удержавшись от ответной улыбки. Смущенно опускает глаза, склонив голову, и еще ближе жмется к парню, обхватив его предплечье руками.

Дилан признается в том, что питает неординарные чувства к Брук. Это нормально, учитывая, сколько их связывает. Мысли о Реин вызывают теплоту прошлого, смешанную с горечью ностальгии. Настолько неоднозначное отношение.

Парень вдруг вполне серьезно, уже без намека на улыбку констатирует:

— Ты намного глубже, чем кажешься.

Брук вздергивает нос. Во взгляде проявляется знакомый огонек. Девушка с довольной улыбкой чмокает Дилана в щеку и укладывает голову ему на плечо, томно вздохнув:

— Проблемы эмоционального характера принижаются. И я принижала их значимость, пока не осознала, насколько это влияет на мою жизнь. Всё начинается с мельчайших деталей, вещей, на первый взгляд не значимых. Но они усиливаются, разрастаются. И из «нормального» остается одна кожная оболочка. А под ней… — замолкает, прислушиваясь к ровному дыханию О’Брайена.