Парень устало взирает на неё с высоты своего роста и, поправив сумку на плече, обходит, удивляясь тому, что в такой поздний час мать не спит.
Равняется с порогом кухни, бросив незаинтересованный взгляд в помещение, и застывает на месте, вниманием въевшись в бутылку водки и нарезанные колбасы с сыром. Перетекает взглядом на отца, нервно топчущегося у своего стула и держащего его за спинку, словно в качестве защиты. Мисс Браун встает рядом с сыном, коснувшись его плеча ладонью. Подозревает, какие чувства вызывает картина выпивающих родителей, но всё в порядке, они просто решили немного расслабиться, это не так опасно, когда поддается контролю и воле.
— Что это? — Дэн ощутил укол разочарования и с ним же в глазах смотрит на мать, которая робко сжимает ладони, переглянувшись с мужчиной:
— Мы… просто захотели… ну… — почему она должна оправдываться перед ним? — Иди спать, — сглатывает. Они — взрослые. Он — ребенок. С чего вдруг она, его мать, обязана чувствовать стыд за желание опрокинуть рюмашку?
Опускает взгляд, сложив на груди руки. Дэн даже рот приоткрывает от шока. Женщина замыкается, закрывается от сына, хотя… он ведь… Парень хмурится. Серьезно? Она серьезно считает, будто это нормально? Позволять человеку с зависимостью пить в их доме? И пить вместе с ним? С мужчиной, который превратил долгие года их жизни в ад? Правда? Это какая-то шутка?
— Да пошла ты… — укол в груди не может проигнорировать. Ощущение, будто его предали. Женщина вмиг хмурится, вскинув взгляд, и встречает искреннее отторжение. Её сын выглядит таким выжатым. Он просто смотрит на неё, не веря, что это правда происходит.
Его взгляд леденеет, теряет эмоциональность. Он переминается с ноги на ногу, нечитаемым взглядом покосившись в сторону стола и бутылки, после чего опять зрительно встречается с матерью, с большим равнодушием процедив:
— Пошла ты.
Отныне, с этого самого момента, его ни черта не волнует. Его мать — человек взрослый. Пускай сама принимает решения и сама несет за них ответственность.
Больше он ей не поможет.
Усталость. Не гнетущая, не давящая из тебя все положительные эмоции. А приятная, жаром растекающаяся под кожей. Тея тихо дышит, утопая в полученных ощущениях. Тело, понятным образом, постанывает после грубого акта, и не совсем правильным образом девушка получает от всего этого удовольствие. Ей нравится физическое опустошение. Она больше не полна скрежета, ничего не терзает в ребрах, а голова так притягательно пуста. Мэгги считает, что верный образ избавления от эмоционального груза не может являться физическое насилие над собой или кем-то другим. Но Тее поздно пытаться переучить себя. Ей никто не давал частные уроки по правильным способам избавления от внутренней агрессии, так что плевать, как к её методам будут относиться люди. Ей нравится быть истерзанной, нравится ощущать себя раздавленной. Именно грубость помогает ей «обновиться».
На кровати полно места, но внедряются в личное пространство друг друга. Обычно О’Брайену не по душе контактировать во время сна. Сейчас охота ощущать всем существом находящегося рядом человека.
Дилан лежит на стороне Теи, прижавшись к её влажной спине грудью и обхватив руками тонкое тело. Так вымотан, но при этом сна ни в одной глазу. Мысли кишат, шумом отвлекают от погружения в небытие. Он много и тяжело думает, хотя только что неплохо так освободился от тисков хандры. Надо бы позволить себе передохнуть от размышлений, но остается слишком много нерешенных вопросов.
— Тея? — звучит где-то на уровне её макушки. Оушин разжимает веки, устремив взгляд в темноту, и сонно мычит в ответ, придав тону вопросительную интонацию, а глаза вновь закрываются. Она лишена каких-либо сил, какого-либо здравомыслия. Ей необходимо отоспаться. Дилан полностью выжал её во всех смыслах этого слова. Остается надеяться, что ему полегчало в физическом и эмоциональном плане.
О’Брайен дышит ей в макушку, носом зарывшись в волосы. Его взгляд пронзительнее, полон тяжелых мыслей. Руки крепче сдавливают тело Теи, из-за чего она ладонями стискивает кожу его локтей, морально утопая в жесткой хватке и чувствуя себя поистине защищенной.
— Это больше, чем с Брук, — Дилан шепотом нарушает ночную тишину. -И Сарой, — двигается, сокращая и без того несуществующее расстояние между ними, дабы полностью ощутить, как морально поглощает в себя её хрупкое тело. Возможно, это очередное проявление собственничества.
Тея слишком устала, чтобы реагировать нужным образом. Она продолжает с хрипотой дышать, чувствуя приятное тепло, исходящее от чужого тела. Мычит в ответ. О’Брайен нервно покусывает нижнюю губу, почему-то совершенно ясным и быстрым образом проанализировав вариант поехать с Норамом и Брук в Калифорнию, итогом которого становится еле уловимое:
— У меня к тебе больше, чем… просто.
Тея ерзает, сонно чмокнув губами:
— Хорошо.
Дилан моргает.
Брук уже уходила. Норам уже уходил. Тея старается не уйти.
Почему-то парень вяло усмехается, вдохнув аромат её волос и прикрыв веки:
— Хорошо.
***
5:37 утра. Небо окрашено бледно-розовым сиянием. Горизонт заливается светом, но веет от него морозом, как и со стороны приоткрытого окна. Дилан открыл форточку на ночь, и теперь по комнате с тихим воем плавает сквозной ветерок, разносящий аромат раннего утра. Мне нравится этот запах. Нравится покалывание на голой коже. Нравится слушать дремлющую природу.
Так тихо. Умиротворенно. Будто бы оторван от мира.
Сижу на кровати, смотрю в сторону окна, придерживая ткань одеяла, что лениво сползает с плеч, оголяя местами травмированную кожу. Красные пятна — следы от жесткой хватки чужих рук. Багровые отметины на шее, груди, в районе лопаток — его заслуга. Тело по-прежнему охвачено легкой болью. Хорошо было бы выспаться, но мне никак не уснуть. Чувствую себя спокойно, но при этом не могу отказаться от созерцания окружающей атмосферы.
Волосы в привычном беспорядке. Губы слегка приоткрыты, чтобы иметь возможность почувствовать вкус морозного воздуха на языке. Хвоя и океаническая соль.
Опускаю взгляд на спящего парня. Его любимая поза. Лежит на животе, голову уложив набок, руками сминает подушку. Одеяло накрывает его спину полностью. На плечах помимо черных рисунков слабые вкрапления красноватых оттенков.
Надо было сильнее покусать его.
Улыбаюсь, медленно наклонившись к затылку шеи, усыпанной родинками, и касаюсь холодной кожи губами, ненадолго прильнув к ней, чтобы дать себе возможность вдохнуть аромат волос. Парень никак не реагирует. Он на удивление крепко спит. Это хороший знак. Последний месяц его нередко мучила бессонница. Я рада, что ему удалось наконец расслабиться.
Без травки.
За окном громко ухает сова. Резко вскидываю голову, обратив взгляд в сторону утреннего неба, и щурюсь, ведь сквозь кроны темного леса начинают прорываться блики красного солнца. Сажусь. Лучи касаются кожи щеки и лба, приятно обдавая теплом.
А в голову приходит странная мысль, поселившаяся в сердце необъяснимым желанием…
…Босая ступаю по покрытой мхом земле. Лес продолжает дремать. Влажный холод царапает легкие. Тишина плавно смешивается с шумом волн, разбивающихся о скалистый берег. Иду по тропинке, которую запомнила еще в первый раз своего пребывания здесь. Кутаюсь в плед, скрывая под плотной тканью большую футболку и белье. Больше ничего. Дилан узнает — наподдаст, мне ведь ничего не стоит простудиться. Но сейчас так охота ощутить физически окружающее меня спокойствие, впитать его морозом под кожу.
Иду на звук океана. Вскинув голову. Всё вокруг такое… живое, но притихшее. Слышу уханье. Совы переговариваются между собой, наверняка с интересом наблюдая за мной, спотыкающейся на каждой кочке. Лучи алого солнца обдают лицо, имея редкую возможность проникнуть ко мне через хвойный купол. Морщусь, когда на щеку опадает капля росы. Края пледа, утопающие в легком тумане, становятся влажными.