Но и сейчас мисс О’Брайен не ощущает опасности. Эркиз поворачивает голову, взглянув на ней, и давит улыбку, свободной ладонью скользнув по лбу. Правда говорить себя не заставит. Роббин звенит ключами, спрятав их в карман штанов формы, и медленно подходит к креслу, нервно потирая ладони. Не знает, может ли находиться здесь, может ли разделить с ним его эмоции?
Эркиз сжимает губы. На самом деле, присутствие Роббин помогает ему совладать с чувствами. Не время сидеть и убиваться действительностью. Жизнь — та еще тварь, порой.
И всё, что ему остается, это смириться. Он не был близок с дочерью. Тратил больше времени на работу. После смерти жены предпринимал попытки стать для Рубби опорой, только она уже достигла осознанного возраста. Он для неё не был отцом. Был человеком, который позволил её матери умереть в муках.
Роббин касается плеча Ричарда ладонью, второй мягко отбирает у него стакан. Он с тяжелым вздохом трет пальцами веки, отгоняя нетрезвую вялость.
Ничего не исправить. Всегда ничего нельзя было исправить.
Отчасти его тронуло гадкое облегчение.
Ведь Рубби не мучилась.
Над полем для игры в футбол висит дождевое облако. Парни не обращают на погоду никакого внимания. Если капля упадет тебе на нос, лучше не поднимать взгляд и не производить лишних движений, пока тренер не окончит перекличку. Сурового вида мужчина с проглядывающейся сединой стоит напротив ребят, громко озвучивая фамилии. И натыкается на его «любимую»:
— О’Брайен? — вскидывает взгляд, пробегаясь им по всему ряду. Конечно, капитан должен стоять в начале, но порой Дилан вставал в середине или в конце, чтобы позлить тренера. Мужчина с ожиданием добирается зрительно до конца строя и вновь сердито фыркает:
— Где этот кретин?! — задает вопрос в пустоту. Вот уже больше месяца никто не отвечает на него. Ни друзья парня, ни классный руководитель, ни чертова мать, которая обязана знать, где шляется её сын.
Тренер с прищуром ищет среди ребят Дэниела, но тот также не является на занятия. Им всем хана. Мужчина определенно надерет этим засранцам задницы. И без того новички — хилые девчонки, а тут еще и старички отсутствуют.
Мужик он жесткий по натуре, но за своих ребят горой стоит. Он их воспитывает вместо отцов, поэтому легкое давление в глотке уместно в качестве проявления беспокойства.
— Придурки, — шепчет тренер и продолжает перекличку.
Тусклый горизонт. Тревожный океан. Бушующий ветер разгоняет людей с берега, чем позволяет Дилану насладиться одиночеством. Ежедневные скитания по окраинам города, часы, проведенные наедине с шумом природы. Парень ищет отдаленные места и сидит на берегах. Океан успокаивает его. Настраивает на… пустоту в голове. Заменяет мысли на крик чаек, вибрацию накатывающих волн, тормошение волос ветром.
Сейчас особо ничего примечательного не видит. Сидит на бордюре тротуара, ногами упираясь в песок. Возле губ держит дымящийся косяк. Отсутствующий взгляд направлен куда-то в сторону воды.
Ничего не чувствовать.
Его не будет — всего этого не будет.
Ежедневно получает сообщения от матери. Она, наверное, полагает, что он не бывает дома. Но на самом деле, он приезжает в дом Эркиза достаточно часто, чтобы принять душ и немного поспать. Просто намеренно избегает мать, которая сделала свой выбор в пользу Эркиза, и Тею, которую не хочет задеть своим поведением. Ей не стоит видеть его таким.
Сожалеет. Но иным образом не выходит затмить мысли.
Редко, но приходят сообщения от Оушин. И тогда ему становится гораздо противнее от себя.
Она сообщает ему, когда дома будет Эркиз, Роббин или она сама. А парню остается выбрать, в какой период заехать. Обычно предпочитает пустой дом. Но в редких случаях, когда он разумно оценивает свое состояние, возвращается, чтобы увидеться с Теей. Ведет себя естественно, просто либо много болтает или подыхает от тошноты. Это зависит от того, сколько он принял. Но Оушин почему-то принимает его компанию в любом случае.
Вот и сейчас она пишет, что Эркиз и Роббин работают в ночную. Дилан убирает телефон, задумчиво пустив пар изо рта. В лицо бьет соленый бриз. Щурится. Затягивается травкой.
Поедет в дом Эркиза. Но когда Оушин ляжет спать. Вряд ли он достаточно собран, чтобы вести себя адекватно рядом с ней.
Тея Оушин без желания открывает дверь кабинета, в котором проходит терапия. То, как сильно ей не хотелось покидать сегодня комнату, напугало её до судороги в руках. Она боится любого отклонения от нормального поведения. Превращается в параноика, боящегося самой себя, своих особенностей. И начинает подозревать, что что-то с её реабилитацией идет не так.
Все уже собрались, давно занимаются. Мэгги с привычной улыбкой встречает опоздавшую и протягивает ей бланк с очередным психологическим тестом, который должен помочь женщине понять, в каком направлении продолжить работу с Теей Оушин. Каких успехов они добились. И какие пробелы упустили.
Тея берет бланк, молча занимает свое место рядом с Луисом, и не обращает внимания на то, как парень дергается, пытаясь вывести кружек на верном для себя варианте ответа. В конце концов он просто перечеркивает его, сжав ручку до тихого хруста.
— Луис? — Мэгги особо внимательна к нему последнее время. Парень не реагирует. Взгляд безумный. Потерянный и испуганный. Сумбур отражен на лице.
Они опять говорят с ним.
Тея с неприязнью изучает вопросы и ответы. Но лучше их наличие, нежели попытка ответить самостоятельно. Девушка косится на Луиса, замечая то, с какой резкостью он принимается выводить круги на листе.
— Зайдите в триста пятый кабинет, — шепот. Тея переводит внимание на Мэгги, которая трубку стационарного телефона к уху, с волнением стреляя взглядом на пациента. — Спасибо, жду.
Оушин хмурится. Скорее всего, Луиса сегодня переведут в другое отделение. Терапия сейчас ему не поможет.
— Смерть повсюду, — шепчет парень, не отдирая взгляда от своего бланка. Тея невольно сглатывает, дрожащей рукой удерживая ручку над листом.
— Вот, что они говорят, — Луис активно моргает. — Смерть повсюду, — привлекая всеобщее внимание.
Пальцами теребит небольшой венок из сухой травы. Отяжеленный печалью взгляд изучает его уже долгие минуты, и, если бы ни пронзительный гудок прибывающего поезда, Норам бы ни за что не пришел в себя, чуть ни обронив с плеча ремень спортивной сумки.
Моргает, оглянувшись: местный вокзал никогда не кипит жизнью. Люди редко уезжают отсюда и также редко возвращаются. Безрадостное место, на самом деле. Реин не любит вокзалы. Ассоциации возникают неприятные: его прощание с матерью, приезд сюда и встреча с семьей Брук, его отбытие в лечебницу и, наконец, возвращение сюда. В эту серость. Северный Порт его не привлекает. Не понимает, как кому-то вообще по душе может прийтись постоянная унылость этого забытого миром берегового городка?
— Извините, но вы берете билет? — старушка на кассе с недовольством жует свой сэндвич. Листики салата застревают в зубах, а прокуренный запах изо рта добирается до носа парня, который морщится, обратив на пожилую даму взгляд.
— В один конец.
Сжимает венок, спрятав сломленную хрустящую субстанцию в карман куртки.
***
— Почему ты улыбаешься? — Роббин поглядывает на меня, загадочно смотрящую в сторону горизонта, пока машина едет вдоль берега. Сижу сбоку, уложив ладони на колени, и мои губы правда растянуты в улыбку, наверное, неуместную или неожиданную, поэтому Роббин интересуется, над чем я молчаливо размышляю.
А мне нечего скрывать.
— Рубби наконец свободна, — да, с похорон прошло больше недели, а я по-прежнему иногда думаю о том, что теперь ей гораздо легче. — Она больше не будет страдать, — снова перевожу внимание на горизонт, а в отражении стекла различаю лицо Роббин. Женщина не выглядит шокированной. предполагаю, она поддерживает мое мнение. Но никогда не признается в этом.
Смерть — это болезненно, не только для умирающего.
Смерть не может приносить облегчение.
Но для Рубби это был единственный выход.