Приподняв голову, Франс Тейт взглянул на надпись из-под полей своей шляпы.
- Селение Конвинант. Надеюсь, что данное поселение может похвастаться удобствами не только в своем названии.
Ответом на его риторический вопрос был все тот же вороний крик. Франс пришпорил коня и тот зашагал дальше, переступив условную границу, за которой начиналось поселение.
Конвинант ничем не отличался от других селений, в которых казна славилась вечной «дырой» в доходах. Единственными заведениями, которые оставались наплаву, и хозяева которых могли считать себя зажиточными, были: салун, бордель и коморка плотника. У последнего наверняка каждая продажа стола или стула чередовалась продажей трех гробов.
Таким было первое впечатление человека из высшего общества о селении Конвинант. И хотя это представление было ошибочным, все же Конвинант был далеко не на первом месте по доходам жителей среди всех селений местной губернии.
Франс Тейт смотрел исключительно перед собой, игнорируя любопытные взгляды жителей, которые либо шли по своим делам и останавливались как вкопанные, либо специально выходили из домов, чтобы лучше разглядеть незнакомца в дорогом костюме с блестящими кольцами на пальцах.
Конь с трудом шагал по тропе, которая служила в этом поседении главной улицей, оставляя после себя глубокие следы в грязи, напоминавшей о недавно прошедшем в этих местах дожде. Животное, так же, как и его хозяин, было не приучено к таким плохим дорогам, отчего оно часто мотало недовольно головой и фыркало носом. Франсу же было не интересно то, как чувствовал себя скакун, ему хотелось только одного: поскорее добраться до деревянного настила перед салуном и спешиться так, чтобы не запачкать сапоги грязью. Он пришпорил коня и шлепнул его несколько раз кнутом по бокам.
- Давай, Сэвэдж, поднажми. Не хочу продвигаться по этой улице целую вечность.
Конь прибавил шагу, и вскоре Франс остановил его перед дверями салуна. Он спрыгнул на третью ступеньку заведения, так как первые две в чистоте ничем не уступали главной дороге, хотя и третья хранила на себе память всех сапог, которые побывали в салуне за последние дни.
Перед ним возник мальчишка лет восьми и незамедлительно предложил ему свою помощь.
- Касс, всего за три медные монеты я могу привязать вашего коня к стойлу, чтобы вы не пачкали свою роскошную обувь.
Тейт оглядел его с ног до головы, остановив окончательно свое внимание на нижней части его туловища. Штаны и сапожки паренька были полностью заляпаны в грязи, кое-где она уже была засохшей. Пареньку явно было в радость передвигаться по улице в таком виде.
Франс сунул руку в карман и, достав всего лишь одну медную монету, бросил ее мальчишке. Тот поймал ее одной рукой и прижал кулачок к груди.
- Этого будет достаточно за твои услуги.
Потеряв к нему какой-либо интерес, Франс направился в салун, оттолкнув в стороны дверца, на которых виднелись отпечатки грязных рук. И хотя в нем бурлила неприязнь ко всему в этом поселении, он все же старался не поддавать вида и не кривить лицом. Не хватало, чтобы местные деревенщины сочли его «неженкой». А вот надеть перчатки он все же решился, и не только для того чтобы не прикасаться лишний раз к предметам сомнительной чистоты, но и для того чтобы прикрыть кольца на своих пальцах.
Надевая перчатки, он оглядел салун. Помещение было темным и пустынным: ни хозяев, ни работников, ни клиентов. Толстые, плохо обструганные деревянные балки подпирали своды второго этажа. С правой стороны в стене зияла дыра размеров с его шляпу, в которой торчала видавшая виды тряпка, служащая в качестве затычки. Лестница, ведущая на второй этаж, была снабжена для удобства односторонними перилами, в которых из десяти деревянных столбиков целыми и невредимыми остались только четыре. Круглые столы и длинные стулья в салуне были в плачевном состоянии и, предположительно, каждое из деревянных изделий ремонтировалось уже десятки раз после поломок. Владелец заведения знал толк в сбережениях или же просто был неисправимым скрягой.
Скряга в это время стоял по другую сторону стойки и пристально наблюдал за вошедшим в салун пижоном в дорогом костюме. Его руки были широко расставлены по сторонам и упирались о края подковообразной стойки. На вид ему было около пятидесяти лет, а его большое брюхо, налитые кровью глаза и большой красный нос подсказывали, что он и сам не прочь пропустить пару стаканчиков своего пойла.
Франс Тейт подошел к нему ближе и бросил на стол серебряную монету, которая еще не так давно хранилась в кошельке знатного господина, которому не посчастливилось купить билет именно на тот поезд и именно в тот вагон, где соседями с ним была Банда Благородных.