- Но я ведь сдал вам «Банду Благородных»!
- Да, - не стал спорить шериф. - Но сделал ты это без каких-либо обещаний с моей стороны. Я человек чести и, если я что-то обещаю, я держу слово. Это совершенно не тот случай.
После данных слов, Сид Рассел попрощался с Харви Гуделлом до завтрашнего утра и покинул офис.
Альберт упал на койку и прислонился затылком к дощатой стене камеры. Чувство внезапно накатавшей усталости сковала ему руки, сжала грудь тисками и впилась иголками в виски. Игра подошла к концу, можно было опускать занавес. Актеры уволены, а он «главная скрипка» трупы мог винить во всем себя. И виноват он был не в том, что их поймали, а в том, что он решился сформировать банду и зажечь азарт в сердцах своих товарищей. Он не испытывал ненависть к Франсу, потому как считал, что вина того горазда незначительнее той, что довлела над ним самим. Завтра их повесят, и на этом оборвется история «Банды Благородных», которая даже и не успела толком начаться. О них не будут слагать песни и легенды, за их головы не будут давать баснословные вознаграждения, в них не будут играть мальчишки во дворе, об их казни даже не напишут в газетах, по той простой причине, что у Роберта Дрейка хватит денег замять всю эту историю. Возможно, он даже даст интервью одному из подкупленных журналистов, в котором расскажет о том, что его средний сын давно отбился от рук, а потому и сбежал из дому, не оставив даже записки. И в этом будет правда, пусть и не вся. Об их родственных отношения с писателем Робертом Дрейком упомянет может только газетенка, что выходит в губернии Криджуэлл и, скорее всего, уже спустя два дня, получив чек от Дрейка старшего, выпустит новую статью с опроверженьем, в которой заявит, что назваться сыном знаменитого поэта мог любой самозванец. Таким образом, после его смерти у него отнимут даже такую сомнительную славу.
И все же, в эти минуты его больше заботила своя жизнь и жизнь друзей детства, а не упоминания их имен в газетах. Винни Стоун стал участником банды исключительно из дружеских соображений к нему, о чем тот сам и признался. Билл Тейт был слишком безобидным и не очень смышленым малым, и смерть на виселице не казалась правильным завершением жизненного пути для него. Даже Франс Тейт с его напыщенностью и желанием превосходить всех во всем, казалось, не заслуживал смерти. Но у закона было свое виденье на этот счет.
Альберта радовало только одно - Эллин Томин, после их казни, вернется к своей матери и тетке. Наверняка их опека после этого только усилится, а Эллин будет считать себя еще более несчастной, но такое отношение можно будет и потерпеть. А через пару лет, она обязательно найдет себе кавалера благородных кровей, выйдет замуж и станет хорошей матерью. О трех днях, которые она провела вместе с «Бандой Благородных» она постарается забыть. А если и не забудет, то будет вспоминать эту страницу из своей жизни, как самую большую глупость, совершенную молодой девушкой, какой она когда-то была.
- Эй, а как же наш ужин? - громкий голос Франса Тейта заставил Альберта вздрогнуть.
- Закрой пасть, бандюга, - рявкнул с набитым ртом Харви Гуделл. В одной руке он держал кусок ржаного хлеба, а в другой жареный кусок куриного мяса - Вы здесь не на отдыхе. Да и к чему ходячим мертвецам набитый живот?
- Вы не имеете право!
- А ты подай на меня в суд. - Помощник шерифа отложил мясо на тарелку, после чего взял в руки кувшин и налил себе молока в стакан, который был осушен залпом. - И больше я от вас не хочу слышать ни единого звука. Я не желаю всю ночь выслушивать ваши причитания и пожелания ни в требовательной, ни в какой любой другой форме.
- Ты обязан нас накормить! - твердил Франс Тейт.
- Заткнись ты, наконец, - крикнул на него Винни Стоун, но Франса уже было не остановить. Он чувствовал себя обманутым и униженным и теперь в его голове прочно засела идея — если его собирались казнить, пусть даже и после того как он сдал своих товарищей, он имел полное право хотя бы на последний в своей жизни ужин.
- Послушай своего дружка, бандюга! - посоветовал Гуделл, вставая из-за стола и нарочито поправляя кобуру.
- Я не успокоюсь, пока не получу то, что мне положено по праву, ты мерзкий никчемный ничтожный ублюдок!
- Как ты меня назвал? — возмутился помощник шерифа, доставая револьвер.
- Ты все прекрасно слышал, деревенщина!
- Настал твой смертный час, парень из высшего общества — Харви Гуделл выудил из кармана две медные монеты и бросил их в клетку, попав в грудь Франсу, затем навел на него свой револьвер, с желание добавить к меди и свинца. – Харон уже ждет тебя.
- И что, ты меня застрелишь? - усмехнулся Тейт. - Как ты объяснишь мою смерть шерифу?