Когда она кончила мыть ноги, а парень унес тазик с водой, Эллин осталась стоять в нерешительности. Она продрогла до костей и влажная одежда приносила ей дискомфорт, и все же ее смущала мысль о том, что она останется совершенно обнаженной в чужом доме, где, в другой комнате за стенкой, будут находиться злобная старуха и молодой мальчишка, который наверняка многое бы отдал за то, чтобы увидеть ее в чем мать родила. К тому же молнии продолжали сверкать, освещая на короткие мгновения пространство. Этого света могло быть достаточно, чтобы позволить прыщавому мальчишке разглядеть ее во время переодевания. Но, чем дольше она стояла на месте в нерешительности, тем меньше оставалось от ее смущения. Она все же сбросила с себя одежду: вначале расплела корсет, затем скинула платье, а под конец избавилась от панталон. Дрожа всем телом и чувствуя прикосновения холодных бестелесных рук в области сосков, она схватила с пола сменную одежду и попыталась поскорее облачиться в нее. На ощупь, платье имело ужасное грубое плетенье, вдобавок было немного колким, словно плели ее из древесной стружки. С трудом разобравшись, где отверстие для головы, а где для рук, Эллин все же натянула платье на себя. Одежда была неудобной и не шла ни в какое сравнение с ее личным гардеробом, но это было лучше, чем влажное и грязное платье, которое было на ней еще минуту назад. Проведя ладонями по бедрам и выровняв складки, Эллин уже хотела позвать Малкольма и сообщить ему о том, что она готова, как ее внимание привлекло шуршащий звук, доносившийся из комнаты, из которой мамаша Малкольма принесла ей сменную одежду. Шуршание переходило в легкое постукивание и обратно. Так могли шуршать когти псины, скребущую под дверью, а постукивание мог издавать ее хвост, бьющийся об пол от восторженной радости. Почему тогда не было слышно лая или простого скулежа?
Эллин направилась в сторону двери комнаты, на которую падал желтовато-красный свет, идущий со стороны кухни. Судя по шепоту, доносящемуся оттуда, мать и сын продолжали спорить, камнем преткновения чему была она сама. Стараясь не шуметь, Эллин подошла к двери и опустила ладонь на ручку, оглядываясь назад, чтобы кто-то из жителей лачуги не застал ее врасплох. Дверь была плотно прикрыта, а потому ей пришлось немного приложить усилия, чтобы она ушла в сторону. Скрип, раздавшийся при открытии двери, заставил шепоты, доносящиеся с кухни, умолкнуть.
- Пойди, посмотри! — прошипел голос матери помощника шерифа.
Эллин поспешила вернуться назад к месту, где валялась на полу ее влажная одежда. Малкольм выглянул из-за угла. Эллин заперла дверь, но не успела от нее далеко отойти.
- Эллин, что ты делаешь?
- Я...я просто переоделась и хотела сказать, что готова.
Малкольм взглянул на ее новый наряд, затем коротко прошелся взглядом по запертой двери в комнату, которую от любопытства хотела посетить Эллин, затем снова остановился на девушке.
- Извини за платье, оно не такое...
- Все в порядке, - остановила его Эллин, хотя сама понимала, что слово «в порядке» совершенно не подходило к тому состоянию, в котором пребывала она в эти минуты. — Одежда твоей матери для меня в самую пору.
- Вообще-то, эта одежда не...
- Малкольм, кончай трепаться и покажи девчонке ее комнату. — Женщина вышла из кухни, сверля сына своим строгим взглядом. — Ах да, ведь это комната твоя. Интересно, а где ты сам будешь спать? На улице или же с нею в одной постели?
- Мама!
- Нет, я не хочу никого стеснять, - поспешила отказаться Эллин, хотя она надеялась, что Малкольм все же настоит на том, чтобы она спала в его комнате.
- Ничего страшного, я переночую на кухне, - оправдал ее надежды помощник шерифа.
- Эх, глупец, - покачала головой хозяйка дома. - Все девушки будут вить из тебя веревки и пользоваться твоей добротой всю твою жизнь. Что ты за мужик!
- У вас хороший сын и вы, как мать, должны были им гордиться, а не упрекать! — заступилась за Малкольма Эллин, хотя еще минуту назад не поверила бы, что способна на такое.
- Он хороший, - согласилась с ней женщина. - Я всегда ему это говорю. Но мягкотелость не доведет его самого до добра, а я хочу, чтобы он смог постоять за себя.
- Я могу, мама, постоять за себя! - воскликнул Клемментс, а его лицо стало красным от смущения.