2
В маленькой, но уютной комнате было чисто и светло. Свет проникал сквозь открытое окно, которое в пасмурную погоду прикрывалась ставнями, выкрашенными в синий цвет. Снаружи ставни были светло-голубого окраса, в чем можно было по праву винить миллионы солнечных лучей и миллионы дождевых капель. А вот внутренняя сторона ставень до сих пор пахла краской и свежей древесиной.
Лучи солнца падали прямо на стол, за которым сидел старец и писал пером на лоскуте грубой желтой бумаги, выводя медленно и аккуратно каллиграфическим подчерком ровные и округлые буквы.
Старику нравился его труд, а потому он не переставал улыбаться через свои пушистые и белоснежные усы и бороду. Изредка он поднимал руку с пером от листа и опускал его кончик в чернильницу, которая была изготовлена из глины и имела форму большой катушки, на которую, кстати, была намотана позолоченная нить.
Его одежда ничем не отличалась от той, которую носят люди, у которых редко звенят монеты в кармане. Но она была настолько чиста и ухожена, что глаз не мог нарадоваться и, несмотря на то, что он изо дня в день имел дело с чернилами, на его одежде не было и самого маленького черного пятна. На старике была белая мешковатая рубаха, зашнурованная на груди. Из рукавов торчали ниточки, которые были аккуратно и ровно подстриженные или же отрезанные. Поверх рубахи был надет полосатый жилет. На нижнюю часть тела были надеты серые штаны, а на ноги натянуты ботинки из верблюжьей кожи. Другими словами — он выглядел как ветхозаветный пророк.
Слева от него на подоконнике стоял кувшин с питьевой водой, к которому он тянул руку только после того, как исписывал не меньше десяти листов. Вода уже была теплой, но старик никогда не жаловался на это. Он был рад солнцу и зеленому пейзажу, что расстилался за его окном. Он был рад своей работе, которая ему безумно нравилась, и он был рад самой жизни в мире, в котором нашлось место и для него.
Иногда он смеялся звонко и с душой, поднимая голову вверх, а на его глазах наворачивались слезы.
— Да, это прекрасно! — говорил он, вытирая глаза рукавом своей рубахи, после чего снова продолжал писать.
Так он писал уже более двух тысяч лет и, возможно, ему предстояло писать столько же, выпивая теплую воду, и размерено окуная перо в чернильницу. Океан Надежд даровал ему вечность и дал ему работу, и он был готов выполнять свои обязанности до тех пор, пока это потребуется.
Найти луг Арум оказалось гораздо проще, чем найти на нем избу Летописца. Он только и поинтересовался у первого прохожего о нем, как тут же узнал правильное направление к нему.
— Только не думайте, что у вас получится поговорить с Летописцем, — заявил отзывчивый мужчина.
— С чего вы взяли, что я ищу Летописца?
— Иначе с чего вас мог бы заинтересовать Арум?
— А почему вы считаете, что я зря ищу с ним встречи?
— За всю мою жизнь, — а это без малого пятьдесят лет, — у Летописца побывали только два человека. А желающих было десятки или даже сотни тысяч.
— А вы пытались найти его? — осведомился Кевин.
— Пытался, — признался мужчина. — Не ради нужды, а ради интереса. Я прошел луг практически вдоль и поперек, но избы Летописца я так и не встретил.
Кевин поблагодарил жителя Байеса за помощь и направился по указанному направлению.
Путь по лугу и вправду выдался не коротким, занявший у него почти четыре дня. Но при этом Кевин ни на секунду не сомневался в том, что придерживался все это время правильного направления.
К рассвету очередного дня он узрел у горизонта небольшой домик, и этот крохотный образ вселил в него еще больше надежды. Кевин понимал, что он совсем уже близок к цели, и это прибавляло ему сил. Кевин погнал Фаундэра легким шлепком ладони по боку и конь чуть ли не полетел вперед, явно точно так же, как и хозяин, чувствуя одушевление и прилив сил.
Не доезжая до избы, Кевин остановил коня и спешился. Несмотря на простоту домика, казалось, он был окружен сиянием, которое сочилось изнутри. В данную минуту больше всего на свете, ему хотелось приблизиться к нему. Прижаться щекой к его ровным стенам, ощутить в ладони ручку двери, вдохнуть запах дома, который наверняка должен был состоять из сочетания полевых цветов и свежей стружки.
Он протянул руку, чувствуя дрожь во всем теле. Это было просто великолепно — еще никогда ему не было так хорошо.
Дверь, слегка скрипнув, отворилась, и Кевин не стал звать хозяина дома, а сделал шаг вперед, понимая, что Летописец и так знает о его присутствие и даже больше — он ждал их встречи, так же, как и сам Кевин.
— Я рад, что ты пришел, Кевин Нолан из губернии Калифорния.