– Ты знаешь, а мне его жалко.
Восьмигранное облако растаяло, и мы вместе с ним…
А вот сейчас вы это вы. Представили? Вы в своём теле, в своём возрасте и Времени, со своими талантами и болезнями, успехами и неудачами и, конечно же, с кровью, которую очень любят деньги. Или у вас не так? Поднимите глаза наверх, видите облако? Не напоминает оно вам октаэдр? Возможно, с него пристально смотрят на вас, а точнее на вашу кровь, и задаются вопросом об эволюции. Если среди ваших пращуров не было конкистадоров, вам повезло, но наверняка там присутствовали Чингисханы или Казановы, а их страсти густят и тяжелят кровь не меньше разорившихся идальго, пустивших жажду золота в свои сердца.
Знайте это, и когда пожелаете рассеять облака над собой, начните с крови, вместе с ней очистится небо, и вы увидите Бога.
Ковчег
Всемирный Потоп живёт в тебе, он проник в твою память с последним вдохом, а вернее, глотком мутной воды, разорвавшим твои лёгкие и записавшим код страха утопления в твой геном, но когда глаза твои почти сомкнулись, ты увидел киль судна, проходившего над тобой. Это был Ковчег, и это была Благая Весть, и ты записал ещё один код поверх страха – надо строить, а не смеяться над тем, кто строит, и в каждом своём воплощении ты начал строить Ковчег.
Я встречался с ним трижды. Первый раз это произошло в тихой уэльской деревушке, затерянной в бесконечных дубравах Кембрийских гор. Старый валлиец, говоривший с камнями и растениями, ведавший все о местных почвах и, возможно, знавший лично каждого земляного червя, имевший небольшой надел и мельницу, мука которого славилась на всю округу, не желал платить Лорду. Как всякий житель этой части острова, он с детства прекрасно владел «Лонгбоем», но не лук был его страстью, а плуг, и гордился он не густотой стрел в мишени, а густотой пшеницы на скалистых склонах своей пашни. Он не служил английским королям наёмником и никогда не нанимал работников себе, предпочитая одиночество.
Я был в отряде сборщика налогов, прибывшего за десятиной, Саладдина. Старик не сказал ни слова, когда мы сжигали его дом. Ни угроз, ни проклятий, только одна фраза, смотрящего на поднимающийся дым валлийца: «Слава Богу, огонь, а не вода». Кто из нас мог знать, что он видел над собой киль Ковчега, своего Ковчега, строительство которого начал с отношения себя к себе, через любовь к земле. Крестьянин с рождения, с грубыми, натруженными руками, но открытым к окружающему его миру сердцем, собирал пепел и относил его на пашню в качестве удобрения. Мы же смотрели на него, кто как на сумасшедшего, кто как на святого.
Второй раз я встретился с ним в битве под Сен-Дени. Все знали его как французского капитана. Человек, возведший честь, доблесть и воинскую справедливость на высший пьедестал, был любимцем в армии от простого пехотинца до короля. «Милосердие и Честь» вывел гравировщик на гарде его шпаги, и этим понятиям Капитан следовал всю жизнь. Оказаться рядом с ним в бою было большой удачей, которая единожды улыбнулась мне.
Наша рота мушкетёров прикрывала левый фланг гвардии короля. При атаке вражеской кавалерии мой мушкет заклинило. Увидев это, капитан перебросил мне свой клинок. Я, можно сказать, подержался за борт его Ковчега и успел отразить выпад в свою сторону, пока мои товарищи перезаряжали мушкеты и, наконец, дали спасительный залп. Я тут же вернул шпагу владельцу, и Капитан, все это время отбивавшийся от противника только кинжалом, сразу уложил двоих оппонентов. Справившись с оружием, я снова посмотрел на него, но бой горячей волной унёс Капитана, и я, развернув рогатину в сторону гугенотов, с удовольствием отсалютовал своему спасителю. Больше я его не видел.
Через несколько лет Капитан был заколот на дуэли. Я случайно узнал об этом от офицера, его секунданта. Он рассказал, как умирающий, пристально глядя в небо, улыбался, а перед последним вдохом произнёс странную фразу: «Слава Богу, железо, а не вода». Я понял, что Ковчег, выстроенный на отношении себя к людям, через понятный язык оружия и строгих, но справедливых понятий, проплыл в этот момент над ним.
В третий и последний раз судьба свела нас в штате Юта. Я приехал в гости к старому товарищу, давно отошедшему от дел, но сохранившему ясность ума и трезвость рассуждений. Мне была нужна его консультация. Он жил на южной окраине Сейлема, я нашёл адрес, но дома его не оказалось. Соседка, весьма говорливая леди, через полчаса расспросов посоветовала поискать в церкви.
– Заодно послушаете нашего Ноя.
– Кого? – не понял я.