– А ты знаешь самую интересную новость? – Чесноков покопался в бумагах и достал листок. – Молодой человек, лет тридцати, волосы короткие, черное полупальто, синий свитер с высоким горлом, без головного убора. Это тебе как?
– Лихо, – оживился Вяземский, – это откуда?
– Опрос инспекторов ГИБДД на постах Липецк – Грязи. Искали машины, а тут тебе картинка. Фоторобот и описание, составленные со слов официантки из «Подковы», полностью сходятся.
– Да интересно, может чайку, у меня и к чаю есть, – Вяземский решил переменить тему.
– Что есть?
– Да что покрепче, чтоб расслабиться, завтра же выходной, ты забыл?
– Действительно, забыл. А кстати, где Маликов?
– О, этот молодой человек зря времени не теряет.
– Понятно.
– И кстати, пойдем ко мне, у меня всё готово, а у тебя сейчас только порядок наводить надо.
– Ладно, пойдем, – встал Чесноков, направляясь выключать телевизор.
– Вова, – поморщился Вяземский, – ты хоть рубашку набрось, своими татуировками всех людей по коридору распугаешь. И как только по пляжу гуляешь, небось, за бандита принимают?
– А меня всегда за него принимают, – улыбнулся до этого мрачный Чесноков, – вот сегодня, например, чуть не арестовали.
– Да ну?
– Вот тебе и да ну, – хохотнул полковник, набрасывая на себя рубашку.
Удобно развалившись на диванчике, двое коллег смотрели телевизор. Комната Вяземского была абсолютно такая же, как и Чеснокова. Только на столике не кипа бумаг, а бутылка водки и нехитрая закуска.
– Пойдем на балкон, покурим.
– Пойдем, а то жарко.
Выбрасывая в воздух клубы пара, они закурили.
– Скоро восьмое марта, надо своих поздравить.
– Да, надо бы, – отозвался Чесноков.
– А ты, Вова, ничуть не развеялся, придется за второй бежать.
– Почему не развеялся? Меня просто не берёт.
– Тебе, наверное, ведро надо, – засмеялся Вяземский
– Да мне многое в этом деле не нравиться.
– А что тут может понравиться? Там – кусок железа и два изуродованных трупа, здесь – четыре трупа с дырками в башке. Что тут может нравиться? – горячился Вяземский. – Остыть от работы ты хоть на минуту можешь?
– Да нет, я уже чувствую исход дела. Абдулгамидов будет объявлен в федеральный розыск. Конечно, он будет скрываться, потому что не в ладах с законом. Потопчемся, потопчемся на месте, и он будет объявлен исполнителем. Ачимез Гачияев считается исполнителем взрывов в Москве правой рукой Хаттаба, но где он? Так мы и отпишемся, сдадим дело ФСБ – пусть ищут. Но здесь, я чувствую, не тот случай.
– Да, с бабами о лесе, в лесу о бабах. Надо точно бежать за второй. А какой тут может быть случай не тот?
– А вот насчет разборок нам бы помог человек, вращающийся в криминальных кругах, город не большой – всё и все на виду.
– А то что Абдулгамидов залётный?
– Всё равно.
– С какого перепуга криминальные структуры будут помогать милиции? Вот если у кого осведомитель где есть? Надо озадачить Колобова. Пойдем, холодно уже!
– Какой ты мерзлявый!
– А то.
– Слушай, а пойдем по улице пошляемся, – предложил Чесноков и, увидев, кислую мину на лице Вяземского, добавил: – За одно и выпьем. Да что ты усы-то растопырил, потеплее оденешься, не замёрзнешь.
– Ну, ты даешь, товарищ полковник, ночью в незнакомом городе пить собрался.
– Одевайся…
Почерневший снег, лежащий вокруг, уже не выделял белизны, а только серость, влага от оттепели выдавала в атмосферу туманообразующую массу. Хотя небо было чистым, и видны были печальные глаза неполной луны, ночь была очень тёмной, и одинокие фонари не могли пробить навалившийся на город мрак.
– Ну и погодку выбрал для прогулки.
– Не бурчи, где водка продается?
– Ты что её на улице пить собрался?
– А ты думал, я тебя в ресторан поведу?
– Ладно, алкоголик, пошли. Тянет тебя на экзотику
Они шагали по пустынному скверу. Коренастый крепыш и худощавый доходяга.
– Ой, не кутайся ты, как на лютом морозе, – басил здоровяк.
– А ты вечно без шапки, смотреть холодно. Да и ветер противный.
– Сам ты противный, – делали они друг другу комплименты.
– Вот магазин, а потом куда?
– А куда глаза глядят.
Столь своеобразное времяпровождение всё же прибавляло им настроения.
– Слухай сюда, – икнул Вяземский, ставя на очередную лавочку бутылку, – где мы есть?
– Идём, идём…
Жизнь уже переполнена эмоциями, кого из породы людей в таком состоянии бросало в поэзию, кого в драку, а Вяземского в душещипательные беседы. Мрачное, ещё более суровое лицо Чеснокова, вовсе не указывало на плохое расположение духа полковника, это было его нормальное выражение лица. Он мог в таком состоянии неистово рассмеяться дьявольским басом, а потом резко оборвать смех и снова сделаться суровым.